Ирида, увидев его, даже не удивилась. Три дня не появлялся и сейчас пришёл без предупреждения. Сидел на краю ложа, крутил в руках игрушку Тирона, деревянную собачку, вырезанную Туталом. Поднял глаза с отстранённой улыбкой человека, погружённого в свои мысли. Ирида спокойно выдержала его взгляд. Конечно, ведь с ней была самая лучшая её защита — её ребёнок. В заботе о нём Ирида могла бы стерпеть что угодно, любые упрёки.
— Добрый день, господин, — поздоровалась первой, проходя вперёд. Подумала: «Ты ждёшь, что я испугаюсь? А вот и нет! Мы, может быть, тебя и не ждали, это точно, но бояться не собираемся. И настроение наше хорошее нам никто не испортит!»
— Гуляли? — В ответ на неожиданное приветствие Кэйдар рассеянно кивнул, спросил не сразу, будто долго подыскивал тему для общения. Смотрел, как ловко управляется с ребёнком Ирида. Вот она положила сына на ложе, принялась разворачивать тёплое одеяльце из овечьей шерсти. Освободившимися руками малыш начал ловить мать за пальцы, но Ирида не вступила в игру, отошла в другой угол комнаты, снимая на ходу тяжёлый плащ. Закоченевшие пальцы плохо слушались. Расстёгивая язычок застёжки, Ирида глаз не сводила с мальчика, боялась, как бы не упал на пол: Тирон любил, играя, толкаться пяточками, мог и столкнуть себя к краю. С таким только отвлекись, где ловить потом будешь?
Отвернулась, развешивая плащ на специальных крючках перед жаровней, а когда перевела глаза на сына, не сдержалась — ревниво нахмурила брови и поджала губы.
Кэйдар играл с мальчиком. Дразнил его, осторожно касаясь указательным пальцем пухлых щёчек. Тирон, улыбаясь, крутил головой, пытался поймать его губами. И смеялся временами, громко, заливисто. Так, что и ласкового шёпота Кэйдара было не разобрать. Ирида видела только, как двигаются его губы, как он улыбается малышу незнакомой ласковой улыбкой.
Мать Создательница, он любит этого ребёнка! Он действительно его любит! Неужели он дорог ему не только как возможный Наследник? Как право получить высшую власть? Значит, глупо надеяться, что когда-нибудь он отпустит тебя вместе с сыном! А ты, наивная, жила надеждой, что, может быть, после свадьбы, после рождения Наследника от законной жены, он забудет этого ребёнка, оставит его тебе и — кто знает? — свободу подарит вам обоим… Нет! Не будет этого никогда! И надеяться нечего.
Понимая всю безнадёжность своего положения, всю определённость своего будущего существования в полном одиночестве, Ирида чуть не расплакалась от отчаяния. Больно прикусила костяшки пальцев на правой руке, отрезвила себя этой болью и очередной надеждой: «А вдруг? Богиня поможет… Не оставит одну, без сына…» Сдержалась усилием воли, взгляд Кэйдара встретила уже почти спокойно, и его вопрос:
— Он не мёрзнет во время этих прогулок?
— Я всегда его тепло одеваю. И гуляем мы обычно совсем не долго…
— У него холодные щёки. Настывшие прямо… — Даже это замечание, почти упрёк, Ирида выдержала спокойно, ответила с достоинством:
— Сегодня довольно свежий ветер с моря. Но он бы не успел замёрзнуть всё равно.
— Да, ветер… — как-то странно отозвался Кэйдар, глядя куда-то в сторону, мимо Ириды. — Ещё месяц — и он поменяет своё направление… Тогда сразу же потеплеет… А январь — не время для детских прогулок!
— Тирон любит гулять! Он и ест после всегда с аппетитом. Лучше спит днём…
— Надо бы Лила спросить, не вредны ли для ребёнка эти прогулки.
— Я и так знаю, что нет!
Кэйдар ответил ей удивлённым, немного насмешливым взглядом, смерил Ириду с головы до ног, так, что она даже смутилась, опустила голову, но продолжала смотреть исподлобья смело, бросая вызов.
Да, её послушность и сговорчивость были напускными, оказались очередной уловкой. Зато в таком поведении виэлийки Кэйдар чувствовал больше искренности, мог хотя бы знать, на что рассчитывать в следующий раз. Не то, что тогда, в своё последнее посещение. Когда уступил её просьбам. Ведь сам разрешил ей гулять с Тавинием! А всё потому, что растерялся, не ожидал от неё такого… Никогда не думал, что она способна просить, и не абы кого, а своего хозяина. Того, кого могла лишь ненавидеть и бояться.
— Он не простынет! Я всегда выхожу с ним только днём, и в хорошую погоду… И одеяло всегда тёплое, и одежда… носки шерстяные и шапочка, — Ирида заговорила первая, нарушая затянувшееся напряжённое молчание. Говорила и всё больше злилась на саму себя за этот оправдывающийся и потому виноватый тон. За что, в чём ей оправдываться? Разве она, мать, желает зла своему ребёнку?! Да лучшей няньки ему не найти ни за какие деньги!
— Всё равно, я скажу Лилу, чтоб он осмотрел его. — Кэйдар перевёл глаза на сына, дал понять: инцидент исчерпан.
— Как хотите, господин. — Ирида повела плечами, освобождаясь от неожиданной закаменелости во всём теле. Это он всё виноват со своей привычкой смотреть не моргая. Будто хочет насквозь проглядеть. Или думает, что его обманывают? Больно нужно!