Рифейские горы

— Он хочет, чтоб ему сохранили жизнь. Наверняка, они друзья, — заговорил другой аран, придерживающий коня молодого воина за поводья у самых губ. Немолодой, с красиво подстриженной тёмно-русой бородой, с повадками старого, мудрого волка, он советовал осторожно, не настойчиво, предлагал, а не приказывал. — Они — все чужаки, не араны… Нам нельзя брать их с собой… Дайрил, твой отец…

— Напротив! — Царевич упрямо наклонил голову, сверкая золотым обручем в волосах. — Отцу будет интересно их увидеть… С такими, как эти, — подбородком указал на Лидаса и Кэйдара, — мы ещё ни разу не сталкивались… Посмотри сам, эти волосы… А глаза? Их, верно, в день Творения лепили из земли… Ничтожные из людского семени! Да и убить их мы всегда успеем…

Они переговаривались между собой, но понять их мог только Айвар, да и то, он не настолько хорошо знал разговорный аранский.

Их всех троих решено было оставить вместе, не ясно, правда, на каком положении, так как связывать их не стали, перед дорогой даже дали каждому хлеба и ячменного пива — для поддержания сил.

Кэйдар был настолько плох, что от всего отказался, его и так тошнило и рвало. Он держался за свою больную голову, а большего в его состоянии было не дождаться. Хорошо ещё, что хоть шёл он сам, на своих двоих.

Лидаса встревожил его вид, его безразличие ко всему. Он даже про Велианаса не спросил, не поинтересовался судьбой остальных. И марага возле себя совсем не замечал. Они так и держались вместе, шли в конце, среди лёгких повозок, на которых везли раненых и мёртвых.

Мараг шёл на шаг впереди, не пытался заговорить ни с кем из них двоих. Наоборот, заметно сторонился, подчёркивая свою непричастность к аэлийской крови. Но их и на ночь разместили вместе. Да, эти чужаки не видели между ними никакой разницы. Откуда им было знать, что перед ними представители трёх народов, народов аэлов, иданов и марагов? И по положению своему они никогда не стояли рядом: аристократы — и раб, бывший телохранитель.

Будь Кэйдар здоров, он бы возмутился, это точно. Он не стерпел бы подобного к себе отношения. Чтоб его кормили одним хлебом вместе с рабом-марагом? Укрываться с ним одной кошмой? Пить воду из одной бутыли? Ни за что! Уж это-то Лидас знал наверняка.

Но Лидас и сам не привередничал, для всего этого он слишком устал, — да что там! — выдохся до предела всех своих возможностей. А тут ещё и рука разболелась к ночи. Возбуждение и шок после боя и поражения понемногу улеглись, и боль, которую полдня почти не замечал, теперь не давала уснуть. Не зная, как быть, как поудобнее пристроить сломанную руку, Лидас проворочался всю ночь. А рядом Кэйдар лежал, на спине с закрытыми глазами, не шевелясь, как мёртвый. Ни словом не упрекнул, не прикрикнул.

Зато мараг, видя такое дело, перебрался отдельно, завернулся в один лишь плащ, сычом просидел до утра, почти не двигаясь. А под утро вообще куда-то улизнул, даже охрана его отсутствия не хватилась.

Вернулся так же незаметно, и прямиком к Лидасу. Опустился перед ним на корточки, заговорил:

— Вам перевязку нужно сделать… Осмотреть кости, может, выправлять придётся… И вот, — вытащил из-под плаща узенькие дощечки, — мне лекарь их одолжил…

Лидас, сидевший поверх скомканной кошмы с подогнутой под себя левой ногой, поднял глаза на марага. Долго смотрел, кусая нижнюю губу, не хотел он принимать помощь от него, но боль оказалась сильнее гордости.

— Ты знаешь сам, что говоришь? — спросил недоверчиво, протягивая-таки руку, завёрнутую в кусок окровавленной тряпки.

— Мне уже приходилось лечить людей, господин, — ответил Айвар, осторожно разматывая повязку.

Обе кости были сломаны, и локтевая, и лучевая. Это плохо. И заживать будет дольше, и с руки всё это время не будет никакого толку. Кроме того, одна из костей сместилась, а это уже хуже.

— Надо кость выравнивать, — предупредил, взглянув на Лидаса исподлобья. — Больно будет…

Но Лидас не отозвался, будто не расслышал, и Айвар не стал повторять. Осторожно прощупывая руку подушечками пальцев, сместился вниз, крепко ухватился за запястье — и неожиданно рванул на себя.

— О-о-ох-х!!! — взвыл Лидас, попытался ногой ударить Айвара в грудь, оттолкнуть от себя, но тот довольно ловко увернулся. — Что ж ты делаешь?!.. Демоново племя! — выругался вполголоса, — вокруг народ ещё спал — прижал руку к грязному паттию, а Айвар попросил, снова пододвигаясь поближе:

— Осторожнее с ней… А то снова сдвинутся…

Но Лидас больше не смотрел в его сторону, сидел, низко опустив взлохмаченную голову. Вьющиеся чёрные волосы, обычно чистые и зачесанные гребнем, сейчас неопрятно падали на лоб, на глаза, мешали видеть лицо.

— Если не привязать планки, кости срастутся криво, — снова заговорил Айвар, разрывая кусок принесённой с собой чистой тряпки на ровные узкие полоски в виде бинта. — С такой рукой потом никуда…

Вспомнил вдруг, как сам мучился со своим переломом, как долго и плохо срасталась кость. Она и сейчас ноет. О, как она ныла перед той метелью! Хоть кричи. И это на всю жизнь уже, наверное. До смерти на всякую непогодь будет кость болеть. И пальцы на правой руке — тоже…