Рифейские горы

Лидас незаметно принял примирительный тон, заговорил о делах, общих им двоим. Кэйдар понял его правильно, проглотил резкие слова, готовые сорваться с языка, подумал: «И чего это ты на него чуть не вызверился? Он же единственный здесь, кому можно доверять. Считай, друг твой. Нет, не стоит с Лидасом отношения портить. Хотя он и сам хорош! Ему слово, а он — десять! А раньше такой смирный, такой тихий был, слова резкого в ответ не услышишь. И чего это с ним сделалось? А может, мы просто устали друг от друга? Когда каждое слово, каждый взгляд раздражают. А что тут сделаешь? Я и так по полдня его не вижу, пока к лекарю сходишь, пока обратно… И всё равно! Терпеливее быть надо, вот что!»

— Что-то телята какие-то беспокойные, — отвлёк Лидас от мрачных мыслей своей репликой. И Кэйдар невольно прислушался. И точно: костёр они разожгли на улице, тут от загонов совсем близко, и слышно было, как тревожно двигается по утоптанной земле их многоногое хозяйство: стучат копыта, трещат доски забора, мычат придавленные телята, те, что из самых маленьких.

— Я видел два дня назад следы волчьи у ручья, может, они ещё ближе подобрались? — Лидас начал поджигать ветку потолще, делать факел, и в этот момент земля под ногами задрожала. Качнулась с глухим отдалённым стоном.

Они устояли на ногах, а вот лачужка их пастушечья с оглушительным скрежетом разъехалась так, что крыша накренилась.

— Что это было? — Кэйдар перевёл огромные глаза на Лидаса, но и тот смотрел с неменьшим изумлением. Плечами пожал, поднимая повыше горящую ветку.

— Создатель Гневается… — ответил не сразу. — Там, где горы, такое, говорят, бывает.

Телята мычали, казалось, все разом, и всё случившееся сейчас только что, среди ночи, выглядело как кошмар из сна.

— Надо посмотреть, не сломали ли они загон, — сказал Кэйдар, тоже делая себе факел. Пошёл первым, ступая осторожно по земле, оказавшейся вдруг такой ненадёжной.

* * *

Весть о ночном землетрясении оказалась событием для всех. Конечно, его почувствовал каждый. И те, кто спал уже, и те, кто бодрствовал. А утром царю Даймару понесли последние новости: крыша курятника обвалилась, задавило столько кур, что сейчас вся прислуга из женщин теребит и потрошит то, что ещё можно пустить на еду; из колодца на соседнем дворе за ночь ушла вся вода.

Пастухи с горных пастбищ принесли вести похуже: тридцать семь овец бросились вниз с обрыва, проломив перед этим ограждения в кошаре. Другие рассказывали, что за день до этого видели на покосных угодьях целое стадо белых туров, а это уже чудо — никак не меньше! Тут одного-то для ритуального боя выслеживали весь день.

Жрец Айнур появился в доме Даймара ещё до завтрака, сообщил прямо с порога:

— Это знак, царь! Мох подал нам знак! Он открыл для нас проход в каменной стене… Он будет с нами в этом походе… Сопроводит нас в пути!

Царь аранов завтракал позже всех, поэтому за огромным столом сидел один; жестом указал на лавку подле себя, предложил:

— Уважить мой дом и мой хлеб не желаешь, почтенный гость?

Айнур принял приглашение к столу со сдержанной благосклонной улыбкой, держался соответственно сану, хотя минуту назад буквально ворвался в дверь. Будто гнались за ним.

Долго с задумчивым видом мешал деревянной ложкой в глубокой миске с куриным бульоном, точно пересчитывал куски мяса, заговорил неожиданно, переведя на Даймара внимательные глаза:

— На последнем военном совете ты предложил поход на марагов, царь. Ты уже знаешь, какая тропа отведёт нас в те земли?

— Сам мараг поведёт нас… — ответил царь неохотно, шумно втягивая навар с поднесённой к губам ложки.

— Он согласился? — Айнур не просто переспросил, удивился, будто не этого он ждал от сына предателя и врага.

— Он согласился, — повторил за ним Даймар с усмешкой. — Айгамат рассказывал, что на теле марага сплошь следы от многих пыток: от бича и от плётки, от калёного железа и от живого огня… Да, я просто сказал: либо он ведёт нас, либо мои люди покажут ему, что мы умеем пытать не хуже… Он согласился сразу! — заключил царь после короткой паузы.

— Что возьмёшь с труса? — заметил Айнур, после чего какое-то время они ели в полном молчании.

— Моя дружина пойдёт вся, — снова заговорил царь Даймар, отодвигая пустую чашку. — Их племя невелико, мы справимся своими силами. Я поведу их сам, возьму с собой Дайвиса… И ещё Дайсил — мой младший — очень просится. Ему этой зимой будет четырнадцать, пора уже привлекать…

— Достаточно ли мы знаем про этих марагов, царь? — осторожно поинтересовался Айнур, отставив опустевшую посуду подальше, он сложил перед собой руки. Когда-то тонкие пальцы жреца, не знакомые с грубым трудом, теперь заметно распухли на косточках, покрылись морщинами.

Этими руками Айнур резал жертвенных туров — с одного точного удара распластывал толстенную кожу на шее, мог почти без боли удалить наконечник стрелы, он и лечил этими руками, снимал боль одним прикосновением. А ещё Даймар видел однажды, как Айнур этими своими хрупкими на вид пальцами чуть не задушил пленного вайдарского царевича. Упрямца, дерзкого не по летам, тогда еле спасли.