Рихард Феникс. Море. Книга 3

Бэн едва дотерпел до обеда. Вместо привычных завтрака, обучения и практики наставник погнал ученика на южный холм, где цвёл тирлисовый мох. Его цветы, похожие на капли росы с отражённым в них солнцем, очень помогали при разных болезнях. А при правильной заготовке и вовсе становились чуть ли не единственным средством от всех кишечных хворей, отравлений и аллергий. В Лагенфорде за пузырёк эссенции из цветов этого мха можно было купить годовалого жеребёнка рабочей породы или пять дойных коз. Единственной причиной, почему вольные собиратели ещё не заполонили холм за Макавари и не выдрали всё подчистую, была неприметность этого растения, которое пряталось среди других. Следовало знать, что и когда искать, чтобы найти нужное. Хотя, когда Бэн добрался до вершины холма, то увидел охрану, неприметную с дороги, вооружённую до зубов. Стражи обменялись знаками с Добромиром, и наставник остался доволен.

Собирать крошечные капли не повредив, было тем ещё приключением: под каждую требовалось подставить серебряный совочек размером с ноготь и маленькими ножничками разрезать черенок ровно посередине. И уже отделённые бутоны раскрывались веером, на что уходило несколько секунд, пока последняя влага из черенка питала нежные лепестки. После этого цветы раскладывали на поддоне, обтянутом тканью, так, чтобы лепестки соседних не касались друг друга ни в коем случае. Как только один такой поддон заполнялся, его покрывали сукном и сверху ставили другой, и всё повторялось.

Сегодня был единственный день в году, когда можно было собрать цветы тирлисового мха. Точнее, не день, а утро, ведь цвёл мох лишь несколько часов после рассвета. Поэтому Бэн, хоть и был аккуратен и точен, нервничал, торопился. Чуть было пару раз не срезал больше, чем половину цветов с одной моховой завитушки — а ведь нужно было оставить что-то на семена. Но не голод подгонял парня, а желание убедиться, что послушницы Сойки-Пересмешницы уберутся из Макавари вместе с караваном в полдень. Парень беспокоился за малыша Ерши, который в лечебнице хвостиком ходил за ним, а стоило присесть на отдых, лез на колени, ластился, называл то дядей, то папой. А Бэн, сам по сути ещё ребёнок, никогда не видевший своего родного отца, каждый раз вздрагивал от таких наименований и безотчётно прижимал мальчика к себе.

И вот, когда утомительная работа закончилась, ученик лекаря едва не бежал обратно в город, навьюченный добычей, Добромир нет-нет да окликал его, требуя нести осторожней, чтобы цветы не сдвинулись, не помялись. Теперь им сохнуть несколько дней, а после можно и в одну банку пересыпать, а до этого никак нельзя, иначе лепестки переплетутся и выжмут друг из друга так необходимый лекарям сок, который при просушке сбраживался в тягучий терпкий нектар. Именно на основе этого нектара делалось большинство снадобий. Лишённые драгоценной начинки, бутоны тоже шли в дело — в крема для ран, в зубные пасты, в настойки против заед. Да, были средства и посильнее, которые чаще встречались, но каждый лекарь стремился использовать то, что есть под боком, чтобы быстрее помочь нуждающимся.

Оставив короб в лекарском крыле, Бэн поспешил на рыночную площадь у пирсов. Успел.

Худые лошадёнки, низкие, круглоухие, уже были запряжены в три открытых телеги. На последней из них восседали давешние послушницы. Они о чём-то шептались и заламывали руки, стоило кому из будущих спутников пройти мимо. Но мужики в маленьких треугольных шапках только посмеивались и щёлкали пальцами, мол, платите. Бэн пригляделся и понял: рядом на земле стоял большой сундук, который женщины, видимо, были не в силах поднять, а остальные им в том отказывали.

— Отправляются пташки перелётные, — фраза, раздавшаяся позади, закончилась протяжным зевком, и ученик лекаря, будто заразившись, тоже широко распахнул рот. Мару, посмеиваясь, встал бок о бок, шутливо пихнул локтём, предложил: — Пойдём поможем им. Раньше погрузятся — раньше уедут. Раньше уедут — раньше ты успокоишься.

— И тебе доброе утро, — улыбнулся Бэн, — пойдём, если настаиваешь.

Ребята протолкались между караванщиками, подошли к дамам и взялись за ручки сундука. Тот оказался легче, чем думалось Бэну. Хотя стенки выглядели будто из толстых досок.

— Приятно вас снова увидеть, добросердечные леди, — промурлыкал Мару, переведя дух после подъёма поклажи.

— Спасибо за помощь, — хором ответили дамы, прижимая ладони к вышитым солнцам на корсажах своих платьев.

Из толпы вышла маленькая старушка, которая продавала леденцы и ягоды в сахаре, остановилась, брякая висящим на груди лоточком.

— Возьмите в дорожку вкусненького, доченьки, — предложила она.

Бэн уже пробовал её нехитрые лакомства и пожалел, что не взял с собой денег. А Мару ловко выщелкнул из кошеля монету, подбросил на ладони и опустил в протянутую морщинистую руку. Старушка глянула и покачала головой:

— У меня сдачи не будет, милок.

— Да и не надо, — тепло ответил Мару и передал послушницам кулёк леденцов. — От чистого сердца — вам!