Рихард Феникс. Море. Книга 3

На следующий год у одного из близнецов Сола от первой любви родился чудесный малыш Вааи, названный по имени тихого тёплого ветра. Второй близнец проводил всё время с семьёй, а не как раньше с одиноким и озлобившимся на примере отца Доживаном. И тот, оставшись сам по себе, однажды украл лошадь и, хоть ноги не доставали до стремени, уехал в Укуджику. Писал письма каждые полгода, что поступил в услужение к городскому архитектору, да принялся изучать сложную науку водопроводов. А после, когда у Вааи появилась сестра Мауна, названная в честь буйного лихого ветра, родичам стало и вовсе не до сбежавшего ребятёнка: всё внимание на себя малявка перетягивала, буянила с детства и дралась.

Много лет ушло, чтобы очистить берег и бухту, ведь даже водоросли были все изломанные, горькие. И земля каменистая вовсе не плодоносила, аж пришлось с юга везти. Перебрались на чистое место Дракатри и их последователи, да принялись город строить, тогда и Доживан вернулся, ещё и лагенфордские, следить, куда денежки их уходят. Ну хоть подмогу с собой привезли — и ладно. Тогда же прибило в бухту остов пиратского корабля, и после этого что Доживан, что два городских дружка его новоявленных как в воду канули. Любое место не бывает долго пусто, и вот на смену им прибыли важные особы из Теней: двое братьев, один из них с женой беременной, вредной, и писарь с годовалым сынишкой. Сопровождал их лекарь — обычный человек.

Пока взрослые занимались стройкой, да всякими сметами и расчётами, Вааи с Мауной, хоть воротили носы, но приглядывали за маленьким писарёнком. Вскоре вернулся Доживан и не один, а с дочкой младшего сына герцога Укуджики в роли супружницы. Свадьбу дома играть не разрешил, отчего отец его Добромир ещё больше замкнулся, но правда осталась за Доживаном: нельзя повторно, даже по-семейному обручаться, коли невеста вот-вот разродится. Что огонь и вода, что беда и радость свойство одно общее имеют — шириться, коль волю им дай. Так и следом за сыном Дракатри писарь нашёл себе жену. Скромную, скрытную, тихую, она помогать каждому рвалась, даже если о том не просили, одна странность с ней была: вечно скрывала она лицо, даже глаз не показывала. Но люди это восприняли довольно легко — зла не делает, и ладно.

В тот год шторма били без продыху, мёртвой рыбой весь берег засыпало, да вот только есть её было невозможно — кости да желчь одна. Голодный год был. И новорождённому внуку Добромира, тихому-тихому, не сплели, как принято, из сезонных цветов венок, что бы значил лёгкую и безбедную жизнь, даже ленты «на счастье» куда-то делись.

Меньше, чем через полгода, как кончилось лето, когда в единственный просвет средь штормов вышли в море на рыбалку Арчибальд, Серый Сол и муж той дамы из Теней, пришло время и остальным двум роженицам произвести на свет своих детей. Да только увидел Арчибальд взором ястребиным, что неладное творилось в доме, где были женщины, лекарь и писарь с сыном. Развернули лодку, отправились обратно. Тут-то шторм и вернулся: небо в миг почернело, не стало видно огней нового маяка, волны бросали судёнышко. Еле как стихию перебороли, добрались до берега, а там всё уже кончено. Нашли лишь внуков Сола, что баюкали испуганных сыновей Доживана и писаря, самого писаря без чувств у савана, под которым лежали его мёртвые жена с дочерью, бледных и молчаливых лекаря и Теней с малышкой на руках, да Добромира, который ничего не пожелал объяснять.

Тяжёлый год недомолвок и переглядок предстоял им, пока в Лагенфорд не вернулись Тени с лекарем, да писарь с мальчиком и телом жены. А новорождённую малютку похоронили там же, в Макавари. А ещё через год Доживан с супругой и сыном Алеком отправились вслед за Тенями. Лишь краем глаза заметила их отъезд вновь прибывшая Соломея и удовлетворённо кивнула. И это ещё больше озлобило Добромира, да только годы уже были не те, чтобы лютовать, и все свои силы Дракатри употребил в помощь городу Макавари, да новым жителям, что стекались в него со всех сторон.

Дни летели за днями. Казалось, всё должно было давно истереться из памяти, сгинуть, ан, нет. Всё помнилось так же ясно, будто случилось вчера, и яркими образами приходило к старику Арчибальду Ястребу в самые тёмные часы перед рассветом.

* * *

Лодка

— Простите мою дерзость, господин, но отсюда капитан выглядит довольно живеньким и даже бодрым.

— Хватит придуривать, а!

— Простите, больше не буду…

— Тебе вообще плевать, да? Ты разве не видишь, что с ним?

— А что видите вы, господин?

— Заткнись! Не называй меня так!

— Простите… Если бы я только мог помочь капитану…