Рихард Феникс. Море. Книга 3

— Нет. Мы его больше не видели, — сказал Бэн, Мару только цыкнул.

Дракатри внимательно посмотрел на горца, выгнал всех на улицу, запер забегаловку на ключ и повёл ребят через арку, мимо дома городового по узким улочкам в звериную лавку.

Крытый амбар с небольшим загоном стоял в низине между двух холмов. Владельцем лавки оказался тот рыжий пройдоха, с которым дрался Зраци. И по одной кривой ухмылке Бэн понял, что человек этот хитрый и, может быть даже, ушлый.

— Здравия, Добромир, с чем ты ко мне пожаловал? Да ещё и в компании молодых людей?

— Здравствуй, Репей, эти молодые люди хотят вернуть Ерши в Макавари. А у тебя есть один зверь, который поможет им добраться до него очень быстро.

— Ты знаешь мою цену. Сомневаюсь, что у детей найдётся столько денег. Пусть берут лошадей, уступлю по сходной цене.

— Не пойдёт. Нужен именно даххри, — гнул своё Дракатри.

— Не-не-не, они ж даже в финале провалились. Посуди сам, Добрый. Тут никак. А ту зверюгу только продам, да за большую цену, никаких взаймы.

— Деньги есть, — вставил Мару, потянулся за пазуху, но Добромир остановил его жестом.

Корвус зевнул и бросил:

— Я пойду заберу Буруна, а вы тут разбирайтесь. Скоро буду.

Неслышными шагами он удалился, даже бутылки не звякнули. Добромир, Бэн и Мару стояли напротив хозяина звериной лавки. Тот сложил на груди руки и, глянув на горца, предложил:

— Давай сделаем проще, Добрый. Вы мне отдаёте чернявого, а я вам ту зверюгу, и никаких денег не надо.

Бэна шатнуло от этих слов, Мару посерел лицом. Дракатри оглянулся на него и задвинул себе за спину. Голос Добромира стегнул хлеще кнута:

— У нас не продают людей. Или забыл?

— Это не продажа, а обмен. Мой сват рассказал, что чернявый на днях в пух и прах продул в шнэк на двенадцать карт. За это его отправили отрабатывать в бордель. Смотрю, быстро отработал. Так чего тогда мне его не отдать, а? Я ж в самом хорошем настрое с ним обращаться буду…

Он не договорил. Звонкая оплеуха разнеслась эхом меж двух холмов. Бэн потряс отшибленной рукой и схватил дельца за грудки, приподнял.

— Повтори! — потребовал он сквозь зубы и занёс уже кулак.

— Добрый, забери своего кабанчика! Так дела не делаются! — прикрывая руками лицо, взвыл Репей.

— Знаешь, а я ведь могу и добавить. Мы слишком долго закрывали глаза на игорный дом твоего свата. Пора бы взяться за него, прикрыть лавочку. Бэн брось его… В смысле, отпусти, — добавил Добромир, когда ученик сделал шаг от перекинутого через плечо дельца.

Репей охнул и с трудом поднялся, прокряхтел:

— Добрый! Не стоит натравливать на меня твоего ученика. На мне где сядешь, там и слезешь.

— А кто здесь натравливает? По поводу игорного дома: я разберусь. Лично. По поводу чернявого: ты его не получишь, бордель его не получит. Скажи-ка, Репей, всем ли ты передаёшь то, что узнал от свата?

— Да ничего я не передаю! Я своими глазами видел, как чернявый твой выходил из борделя в вечер, когда мальца покалечили эти уроды.

— Кому. Ещё. Ты. Это. Сказал? — вопросил Добромир.

Бэн, уже стоявший рядом с ним, почувствовал, как сжался желудок и затряслись поджилки, воздуха снова стало не хватать, лёгкие отказывались раскрываться. Мару, отвернувшись за спиной Добромира, прятал лицо в ладонях, множество украшенных косичек ещё больше скрывали его.

— Да никому я не рассказываю! Чего ты прицепился⁈ — отпирался Репей.

Дракатри сделал шаг вперёд. Делец замахал руками и со скрежетом в голосе признался:

— Ну друганам своим. Мы сидели пили, ели, отдыхали. Меня спросили, что в тот вечер было, когда наехали на мальца, ну дак я и рассказал, мол, ты с мужиками пацанёнка утащили, ученик твой ещё с одним пошушукались и ушли, а тут чернявый из борделя вывалился, еле на ногах стоял и тоже ушёл. Ну дак что я? Есть вопрос — есть ответ!

Добромир резко выдохнул, бросил взгляд через плечо на Мару. Бэн с трудом схватил воздух и, желая поддержать друга, встал с ним спина к спине, нащупал дрожащую маленькую ладошку, переплёл пальцы. Слабое пожатие стало ему благодарностью. Дракатри взглянул на Репея, продолжил допрос:

— И было это в тот вечер, когда ты с твоими дружками нашли посреди дороги свёрток никшека?

— Агась! Нашли! А чего он лежит? Мож, с тех убивцев выпало⁈ Мы шли себе и нашли. Да не просто никшек, а чистый! И шогри немного. Такого славного шогри с этой стороны Разлучинки вовек не сыскать. Попробуешь? — Предложение потонуло в гневном выдохе Добромира. — Ну не хочешь, как хочешь. Нам же больше достанется.

— Вы оставили у себя эту дрянь для личного употребления или продаёте?

Ещё шаг к дельцу. Тот юркнул за внутренний низкий заборчик загона, затараторил:

— Добрый! Добрый, не гони! Ты знаешь меня! Я всегда в казну городскую с каждой продажи несу! Всё, что продали, ровнёхонько разделили и часть в казну.

— Может, посчитаем по выписным книгам?

— А посчитай, коли время есть! Вот прям сейчас пойдём и посчитаем!

— Это успеется. Вот только сначала мы заберём зверя.

— Пф! Тварь бесценна! — выдавил кривую улыбку Репей.