«Рим». Мир сериала

К. Жуков: А тут 17 тысяч. Римский театр ведет происхождение от греческого театра, но между ними есть и отличия. Профессия актера в Греции – уважаемая, она имела глубокий сакральный смысл. А в Риме такого не было… Да, все любили ходить смотреть на них, как и на гладиаторов, нужно же как-то развлекаться. Представление могло иметь и политическое звучание, быть чрезвычайно богато оформлено. Известно, что Нерон купол театра сделал целиком из парчи с золотыми звездами и изображением себя на колеснице. Ну, чтобы было понятно, кто тут за все платит. Золото, драгоценные камни и прочее-прочее-прочее. Дело в том, что Рим даже в эпоху республики был кратно богаче любого самого богатого греческого полиса и мог себе подобное позволить. Но театр был по большей части развлечением и зарабатыванием денег, а не религиозным мероприятием. 17 тысяч билетов продашь – уже неплохо.

Д. Пучков: Если по одному денарию, уже 17 тысяч денариев.

К. Жуков: Неплохая прибавка к пенсии, прямо скажем. И конечно, власть предержащие богачи любили заказывать театральные представления. Они могли целиком оплатить билеты, заплатить труппе и от своего имени запустить представление.

Д. Пучков: То есть уже тогда интеллигенция обслуживала правящий режим, да?

К. Жуков: Более того, Цезарь часто, как мы можем предположить, пользовался услугами мимов, чтобы высмеивать своих недругов – Помпея и прочих.

Д. Пучков:

И нашим, и вашим за копейку спляшем!

К. Жуков: Да-да.

Д. Пучков: Отлично.

К. Жуков: Там еще забавно. Атия смотрит, хмыкает и говорит: «А в жизни они гораздо симпатичнее».

Д. Пучков: Ну, ей виднее.

К. Жуков: Тита Пулло лечат в некоем госпитале. Он не совсем в сознании, а в это время художник-мазила рисует эскиз грифельным карандашиком в высокохудожественном стиле. Пулло проснулся, схватил его: «Ты чего тут делаешь? Что вы тут задумали, говнюки?» – «Как же, я вас рисую, по всему Риму ваши портреты, только они плохие, а я нарисую лучше, будьте уверены». – «Зачем ты придумал делать такое?» – «Ну как же, вы знаменитости!» У Пулло выражение лица меняется: «Да?»

Д. Пучков:

«Знаменитость, говоришь?» – «Ты и магистрат Ворен – символ братской любви и искупления. Окажись ты сейчас в Риме, каждая дама в городе отворит свои двери могучему Титу Пуллону. Пожалуйста, отпусти меня».

К. Жуков: Какие перспективы!

Д. Пучков: А до нас подобные рисунки не дошли? Они же наверняка отлично рисовать умели.

К. Жуков: Они замечательно рисовали. Но это же краска на штукатурке. Может быть, дошли какие-то отдельные фрагменты, и то довольно поздние. От эпохи ранней республики вряд ли что-то сохранилось. Разве что в Помпеях. Помпеи хорошо законсервированы. Они не совсем того времени, но все-таки рядом. И конечно, большой вопрос у меня относительно госпиталя.

Д. Пучков: А почему госпиталь?

К. Жуков: Ну, больница некая.

Д. Пучков:

По-английски они все госпитали, а в нашем понимании госпиталь – это военное медучреждение, а больница – гражданское. Он же не военный, поэтому в больничке, наверное.

К. Жуков: Да. Я вообще не знаю, были ли в Риме того периода общественные больницы. Вот врачей было много, в том числе приглашенных из Греции, Египта, Малой Азии. Цезарь им активно раздавал гражданство, потому что кадры ценные. Это факт.

Д. Пучков: Лепилы.

К. Жуков: А чтобы централизованные больницы были – я об этом нигде не смог найти информацию. Возможно, искал не там. Как бы то ни было, Пулло лечат в госпитале, откуда он, узнав, что ему теперь все дадут, немедленно тикает.

Д. Пучков: Надо воспользоваться.

К. Жуков: Не дождавшись выписки. Угоняет лошадь и тикает. Ну а Ворен – второй символ братской любви и искупления – в это время общается с семьей, точнее, с женой. И он очень боится, что за такой подвиг его не то что из магистратов, из города выгонят. Кстати, имели полное право, если он в самом деле казнь прервал, организовал побег – это залет жесточайший.

Д. Пучков:

Ворен – залетчик.

К. Жуков: У Ворена были основания опасаться за карьеру и свое гражданское состояние. Поэтому он присматривает землю в деревне… Он приехал посмотреть, где проведет, так сказать, вторую половину своей жизни.

Д. Пучков: Пока пацаны идут в Паннонию…

К. Жуков: Да.

Д. Пучков: Ворену-то выдали под Римом, где-то рядом.

К. Жуков: Да. Но в Паннонию они не ходили. Десятый легион, например, ушел в Нарбонну.

Д. Пучков: Как говорил Пулло, за такие деньги всех нарбоннских шлюх передрать можно.

К. Жуков: В Нарбонне замечательный климат, тепло. Она давно находится в сфере влияния Рима, и Цезарь сделал все, чтобы Нарбонна стала Римом. Показательно, что они некоторым образом консумируют владение землей в виде ритуального совокупления на этой самой земле, которое внезапно перерастает уже в не имитацию.