Тут следует сделать немаловажное уточнение относительного того, что риск всегда обозначает возможные, а не фактические издержки, соответственно, последствия должны оцениваться с точки зрения вероятности их возникновения. Одновременно с этим, нужно учитывать то, что риски и выгоды воплощаются в реальность лишь по истечении некоторого периода времени после реализации выбранного варианта действия, что в свою очередь также накладывает дополнительный отпечаток неопределенности на последующее развитие событий. Поэтому, в действительности риск не существует как некий реальный объект. Скорее он есть форма репрезентации реальности, которая определенным образом упорядочивает и придает ей (реальности) исчислимые формы, позволяя eо ipso осуществлять управленческое воздействие на индивидов, группы и в целом на население.
Мы хотим особо подчеркнуть, что в риске важен не сам риск, но формы знания, обнаруживающие и делающие его мыслимым (статистика, социология, эпидемиология, менеджмент, бухгалтерское дело etc.) и технологии, позволяющие управлять им (оценка, кейс-менеджмент, социальное страхование и пр.)[70]
. Вместе с тем, как писал Ж.-Ф Лиотар, существует реверсия знания и власти, указывающая на то, что знание и власть есть две стороны одного вопроса – кто решает, что есть знание, и кто знает, что нужно решать? В отличие от предыдущих эпох, в современном мире, вопрос о знании более, чем когда-либо становится вопросом об управлении[71]. Знания дают возможность получать «хорошие» достижения по многим предметам дискурса, которые нужно познать, решить, оценить, изменить и т. д.[72] Формирование такого знания основано на критериях, устанавливающих то, что есть «хорошее» высказывание или «хорошее» достижение в денотативной или специальной области. Собственно, установление этих критериев и есть то условие, которое позволяет отличать «знающих» от «незнающих». Порядок и процессы присвоения дискурса, право собственности на дискурс, воспринимаемое одновременно как право говорить, как компетентность в понимании, как узаконенный и непосредственный доступ к корпусу уже сформулированных высказываний и, наконец, как способность облекать этот дискурс в решения, в социальные институты или в практики, закреплено за точно определенной группой индивидов[73].Научное высказывание, по Лиотару, подчиняется правилу – высказывание должно удовлетворять определенной совокупности условий, чтобы восприниматься как научное. Право устанавливать эту совокупность кондиций (условия внутреннего состояния и экспериментальной проверки), а значит и трактовать научный дискурс – исключительная прерогатива власти, которая таким образом позволяет высказыванию стать частью этого дискурса и может быть принято к вниманию научным сообществом[74]
. Эту же мысль мы находим у Фуко, считавшего, что, описание власти в отрицательных терминах («исключает», «подавляет», «цензурует», «извлекает», «маскирует» и т. д.) скрывает ее истинную сущность. В современном обществе власть выступает в качестве силы, производящей знания, объекты познания, ритуалы истины, самих индивидов и их представления о себе. В целом, и социальная реальность относится к ее продукции[75]. Соотношение знания и власти учреждает социальное пространство, где индивиды располагаются в определенных местах, где движение контролируется, а события регистрируются[76]. Знание, информация и образование выступают в качестве важнейших инструментов контроля и надзора над людьми и обществом. Таким образом, власть имманентна дискурсу, вне зависимости от того подчиняется он власти или настроен против нее. В конечном итоге власть обнаруживается в любом дискурсе, даже если он рождается в сфере безвластия[77]. Знания, нормы и ценности представляют собой не что иное, как созданные властью конструкции влияния и манипуляции. Иначе говоря, индивидуальные или групповые интересы лежат в основе претензий отдельных лиц и групп для обеспечения поведенческих, моральных или когнитивных норм в отношении других. По сути, что рассматривать как риски, а что в качестве выгоды, и в какой степени, зависит от определенных социальных сил. Контекст, внутри которого осуществляется выбор, с одной стороны определяется самой формулировкой проблемы, а с другой – нормами, привычками и личными характеристиками тех, кто принимает решения[78].