Надо сказать, что в большей части жизненных ситуаций социокультурные и политико-правовые нормы, сформированные и навязанные обществом, позволяют индивидам преодолевать муки нерешительности, что оказывается возможным благодаря регулярности рекомендуемых форм поведения, а также применением или угрозой применения санкций со стороны общества. Таким образом, люди, как правило, знают, как следует поступать и редко попадают в ситуации без дорожной разметки[53]
. Что же касается обстоятельств, когда индивиды должны принять решение самостоятельно, под свою ответственность – здесь ключевую роль играет знание о рисках и их последствиях, предлагаемых экспертами и профессионалами в определенной области. Именно они обладают прерогативой компетентно говорить и решать проблемы, выносить суждение о том, что истинно и ошибочно или ложно, указывать нам на возможное и невозможное. По сути, экспертами являются те, кто получают факты непосредственно в процессе теоретического или практического освоения реальности, и, следовательно, их видение фактов и зависимостей между ними представляются наиболее адекватными и приближенными к реальности. Вместе с актуализацией роли и значения экспертного знания обнаруживается проблема монополизации права на определение того, что считать риском, каковы его объем и возможности воплощения. Присвоение знания и следующий за этим контроль над населением (или некоторой его частью) является одним из важнейших аспектов того, что Гидденс называет «диалектикой контроля»[54]. Собственно, данный ракурс, по нашему мнению, и позволяет говорить о том, что знание о риске получает политическое измерение.Существуют ситуации, при которых решения в условиях неопределенности принимаются отдельными лицами, и последствия этих решений ограничиваются исключительно теми, кто принимает решения. Есть ситуации, в которых решения о рисках являются коллективными, агрегирующими индивидуальные и общие издержки и выгоды. Здесь активно используются методы и инструментарий измерения и сопоставления ущерба и выгод, коррелирующие с тем или иным вариантом принятого решения, что и позволяет ответственным лицам осуществлять выбор (не всегда, конечно, лучший) на основе более точной информации и навязывать эти решения всему обществу. Однако есть и другие ситуации, на которые стоит обратить внимание, когда экспертные знания формируют у людей такие предпочтения и ориентации, которые выгодны власти с точки зрения оптимизации управления – достижение максимального эффекта при минимальных затратах. Таким образом, риск-рефлексия в условиях неопределенности и негарантированности результатов действий, как выбор стратегии поведения основывается на комплексе знаний, предлагаемых экспертами, профессионалами, авторитетами в той или иной области и в конечном итоге властью. Результатом данного процесса должен стать самостоятельный выбор альтернатив, направляющий поведение индивидов.
Вместе со сказанным, однако возникает ряд вопросов, требующих осмысления. В какой степени анализ ситуации и выбор модели поведения в рискогенных условиях в действительности осуществляется самостоятельно? Как актуализируется способность управляемых к самоуправлению? Какова роль риска и риск-рефлексии в этом процессе? Нет ли тут возможностей для манипуляции? Дальнейшие наши обсуждения предполагают обращения к размышлениям М. Фуко о влиянии знаний на людей и общество, к его представлениям о власти и управленчестве (правительности), которые сегодня активно используются в исследованиях проблематики риска и управления. Справедливости ради следует отметить, что философ мало говорил о риске и тем более не теоретизировал об обществе риска и в терминах общества риска, поскольку само понятие «общества риска», введенное, как известно, У. Беком, обретает научную форму в конце 1980-х гг. прошлого столетия, уже после смерти французского философа. Вместе с тем, ряд исследователей, пишущих о риске и современных обществах, обращают внимание на значение идей Фуко о власти, и, в частности, управленчества, в понимании современных обществ.