Ритка

Ей сначала не поверили, что она ничего не знает. Про шапки. Ей это было как-то все равно. Нужно было обдумать другое, то, что обрушилось так неожиданно и отчего у нее похолодело сердце. Она-то думала: Андрей сильный, Андреи все может. Ну, если и не все, то многое. И семьи своей ему не нужно стыдиться. Известность и уважение, которыми пользовалась его мать, отбрасывали свой свет и на него. А он оказался вором. Деньги, которые он так легко и с таким шиком тратил, — ворованные. Андрей и Валерка выручили их за четыре снятые шапки. Всего лишь четыре, больше они не успели. Да и какая разница — четыре или одна? Вор все равно вор.

В милиции их сразу же развели по разным комнатам. Андрей даже не посмотрел в ее сторону, будто ее, Ритки, тут и не было. Плечи развернул, голову вздернул, а руки скрещены за спиной.

Ее продержали ночь в следственном изоляторе. Так называлась комната с двумя обшарпанными топчанами без матрацев. Не сомкнула глаз и на минуту. Знобило, и чтобы согреться, то садилась на топчан, то соскакивала с него. Уныло горела пыльная лампочка под потолком, окон в комнате не было, часов — тоже, и было такое впечатление, что утро никогда и не наступит.

Значит, Андрей вор? А она-то стеснялась перед ним, боялась, как бы он не услышал про отца, пошла из-за него на такое — взяла в магазине платье… Слез не было, хотелось выть, кричать, и чтобы сдержать себя, совала в рот искусанные кулаки.

Утром ее снова принялись расспрашивать, записали все, что она говорила, сказали, что она должна дать подписку о невыезде из города, и отпустили. Добавили при этом, что занятия в школе она должна продолжать, они проследят за этим.

Как добралась до квартиры, запомнилось плохо. Вероятно от голода и бессонной ночи, в голове звенело. Надеялась: мать будет на работе, она оказалась дома. Застыла в дверях кухни и, конечно, заплакала сразу, лицо некрасиво сморщилось. Прошла мимо нее на кухню, пощупала чайник. Он был теплый. Хлеб в горло не лез, выпила сладкого, мутного от сахара чая, добрела до своей комнаты и свалилась в постель. Так и заснула одетая.

Когда очнулась, за окном стоял синий вечер. Подивилась этой синеве и своему состоянию не то спокойствия, не то безразличия.

Скрипнула дверь, у косяка смутно забелел передник матери, голос ее прозвучал виновато:

— Может, поешь? Я пирожков напекла. Принесу сюда, если хочешь?

Наверное, если бы мать принялась ругать, она бы сдержалась, а тут что-то подступило к горлу, торопливо ткнулась в; подушку. Не дождавшись ответа, мать подошла, опустилась на постель рядом, вздохнула:

— Зачем ты платье-то взяла? Сказала бы. Я в долги бы влезла да купила… Нитки никогда чужой в доме не было…. Теперь засудят, с малых лет по тюрьмам.

В голосе матери были такая боль и безысходность, что Ритка подумала: ее переживания ничто по сравнению с тем, что передумала и перечувствовала за одну эту ночь мать. Объяснила:

— Не знала я ничего. Про шапки. Думала: он столько зарабатывает, Андрей. И мать у него врач. Поэтому и деньги. А платье… стыдно мне было… хуже всех…

— Отец-то отдал мне получку, — вспомнила свое мать. — Хорошо получил. Ну, конечно, товарищей привел, с кем работает. Да в таком случае разве жалко? Собрала им стол… Остальное по долгам раздала. Теперь получит, куплю что-нибудь тебе. Вместе сходим.

Мать помолчала и добавила несмело:

— В школу-то пойдешь? Велели ходить? А ты ходи. Учиться-то, наверное, все разно заставят.

…Первые дни в школе все ждала: вот-вот кто-нибудь бросит за спиной: воровка! Никто ничего не говорил. Только во время одной из перемен подошла завуч, седая, представительная, положила руку на плечо и отвела в сторону, к окну в закоулке коридора, где никого не было.

— Звонили из милиции. Сказали, чтобы до суда ты посещала занятия.

Завуч помолчала. Некоторое время смотрели, как за окном кружатся в вихре снежинки. Снег пошел такой густой, что противоположную улицу не стало видно. В лицо ей, Ритке, завуч почему-то не смотрела. А Ритке хотелось встретиться с нею взглядом, узнать, что учительница думает о ней и обо всей этой истории. Но завуч сказала только:

— Занимайся. Никто ничего знать не будет.

И ушла, заторопилась туда, где гомонили ребята.

Легко сказать: занимайся! Раскрывала учебник и часами сидела над ним, не видя ни строчки.

Андрей узнает про платье и… Конечно узнает! Может, даже ему сказали уже. Узнает на суде в конце концов. И подумает, что и она, Ритка, такая же. И она могла бы с ними за шапками. А она-то стыдилась своей бедности, боялась поставить его в неловкое положение. Дурочка она дурочка! Подружилась бы лучше с кем-нибудь из мальчишек своего класса. Есть ведь с кем.

Она так уставала от своих мыслей, что не видела текста, роняла на раскрытые страницы голову и сидела так, смежив веки. Скорей бы уж суд! Пройти еще через это, а потом… Что будет потом, она не знала.