Ритуал

Небу насрать на вас. Большинство из этих желаний сгорит не поднявшись в небеса, а те, что долетят, просто не успеют исполниться.

Ликас вынырнул из толпы на площади внезапно, подрезав на повороте пышнотелую румяную мистрис. Сунул мне в руки засахаренный боярышник и пристроился рядом. – Я просил держаться подальше от столичного магистра.

Я раздумывала пару мгновений, но подношение приняла.

– Плохой вечер? – Ликас вздохнул, расправились и опустились плечи, взъерошил короткий ежик волос, который уже припорошил снег – капюшон он снял и кивнул сам себе. – Очень плохой…

– Средне, – поправила я совершенно серьезно. Бывало значительно хуже. – Мне нужно к Источнику, – пояснила я деловито. – Место, где тренироваться и чтобы меня не трогали, – я облизала сладкую палочку и кончики пальцев.

Больше всего мне сейчас хочется, чтобы все исчезли – аллари, со своим советом, долбанные матроны со своими идеями, дознаватели, горцы, Хейли, и вся столичная шушера, которая повадилась ходить порталами в наш Предел.

Я привстала на носочки и покружилась перед Ликасом.

– Правда красиво? Пешки из рода Блау сегодня выглядят именно так. Дорого.

– Роскошно, – вполголоса поправил меня Наставник. – Слишком роскошно для Совета, нужно переодеться….

Я захохотала. В голос, откинув назад голову и смаргивая слезы.

Достали, Великий. Как же меня достали. Ещё немного – и будет предел, и всё полетит к псакам.

– Вайю…

– Идемте, Наставник, – игра на новом поле? – Ведь пешку следует переодеть.

– Что вы пили на приеме?

– Чай, – я покачала перед носом Ликаса правой рукой – камень в кольце – определителе ядов и добавок, оставался прозрачным, как слеза. Наставник наклонил голову набок, оценивая меня, и свет от уличного фонаря падал сбоку, и тени ложились строгими мазками – Фей впечатлилась бы. – Отец ревновал, правда? Вы очень красивый, Наставник, и всегда рядом с мамой, – пояснила я.

– Пили, – констатировал Ликас обреченно.

– Несу чушь?

– Говорите то, что думаете, а думать вам несвойственно, – выдохнул он облачко белого пара. – Надеюсь, эффект временный.

– Надеюсь, эффект постоянный, – щелкнули кольца, и несколько плетений взвились в небо с пронзительным свистом, рассекая пополам красные фонари, которые не успели подняться слишком высоко. Где-то вскрикнули и загомонили, обрывки алой бумаги и обломки реек планировали вниз, спускаясь по окружности. – Всегда хотела это сделать. Псаковы фонари, – кольца щелкнули ещё раз, но большая рука Ликаса сковала мои запястья. – Это – благо, – пояснила я жестко. – Когда желания не исполнятся, а они не исполняются каждую зиму, никто не будет сетовать на небеса и винить себя. Виновный найден, – я сверкнула шальной улыбкой и коротко поклонилась. – Вместо того, чтобы сложив руки, вверить себя богам, они начнут делать хоть что-то… вдруг это их желания сегодня не достигли небес?

Ликас молча наблюдал, как обрывки алой бумаги медленно опускаются на снег.

– Или другой вариант, – я выкрутила руки из захвата и размяла запястья. – Я – убийца, – кусок рисовой бумаги спустился прямо мне под ноги, и я поймала, смяв в ладони, остатки фонаря. – Это чья-то мечта? – я отвела руку и забросила бумажный шарик далеко. – Значит я – убила мечту. Разрушила надежды. И что? Теперь всё? Ничего не получится и ничего не исполнится, потому что кто-то там не получил молитву? Псакова чушь! Даже если кто-то скажет, что мир рухнет завтра, сегодня – мы должны бороться… а не запускать в небо бесполезные фонари.

Я выдохлась, и, запрокинув голову вверх, следила, как светящиеся точки заполонили почти всё небо над Керном, и стало светло, почти как днем.

Мы молчали. Охрана замерла на несколько шагов сзади. Звуки толпы как будто отодвинулись и стали тише. Порошил снег, подсвеченный огнями запущенных в небо иллюзий.

Ликас, увидев, что я доела первую палочку боярышника, достал из кармана ещё одну, тщательно завернутую в прозрачную бумагу, и молча сунул мне в руки.