Робеспьер. В поисках истины

Молодой человек тяжело вздохнул, не открывая глаз, и Робеспьер, наклонившись к нему, незаметно прикоснулся губами к его бледному лбу.

— Он приходит в себя, — промолвил Неподкупный.

— Надо позвать полицию, — заметил Леба, — а то, вероятно, все удивляются, что допрос так затянулся.

Через минуту в комнату вошёл Герои со своими двумя помощниками и, взглянув на Оливье, спросил.

— Что это, юноша упал в обморок?

— Нет, негодяй разыграл гнусную комедию, — сказал Робеспьер, принимая грубый, суровый вид.

Между тем в дверях показалась вся семья Дюплэ и забросала Максимилиана вопросами.

— Что же, он сознался?

— Нет, но он выдал себя, и я знаю всё, что мне нужно.

— И прекрасно! — раздалось со всех сторон. — Вы, значит, найдёте его сообщников.

Однако, увидев бледный, болезненный вид юноши, госпожа Леба и Виктория хотели подойти к нему, но Робеспьер остановил их и презрительно произнёс:

— Оставьте этого безумца: он не достоин, чтобы им интересовались.

— Чудовище! — застонал Оливье.

Робеспьер схватил за руку Леба и судорожно её сжал. Потом он приказал суровым тоном Герону отвезти Оливье в тюрьму Ла-Форс. Полицейские так грубо схватили юношу, что он вскрикнул.

— Живодёры! — воскликнул Робеспьер и инстинктивно бросился к своему сыну.

— Будьте осторожны! — шепнул Леба. — Не беспокойтесь, я провожу его.

Он попросил полицейских, чтобы они вели себя помягче, и вышел вместе с ними из комнаты.

Робеспьер следил за сыном, пока дверь не закрылась за ним. Тогда он опустился тяжело в кресло.

Через минуту он почувствовал, что кто-то взял его за руку. Он вздрогнул. Это была Корнелия.

Все окружили его и говорили в один голос:

— Вы, должно быть, устали?

— Безумный юноша вас утомил?

— Вы так долго его допрашивали, что, вероятно, узнали много важного?

— Нет, но я очень устал! — отвечал Робеспьер, встав с кресла, простился со всеми и ушёл в свою комнату под предлогом спешной работы.

— Конечно, он пошёл подписать приговор юноше, — заметил Дюплэ.

— Жаль, — заметила Виктория, — он очень хорошенький.

— Что ты, с ума сошла! — сказала её мать. — Что бы подумал Неподкупный, если бы он слышал твои слова?

IX

Войдя в свою комнату, Робеспьер запер двери и сел в кресло. Наконец, он один и может предаться своим мыслям. Он нимало не думал о нанесённых ему оскорблениях, а все его мысли были сосредоточены на том, как спасти мать и невесту своего сына, который после этого помирился бы с ним.

Но кто их арестовал? Что они могли сделать? Неужели они были причастны к какому-нибудь заговору? Что же касается Оливье, то следовало продлить его дело до той минуты, как Робеспьер сделается всемогущим и получит возможность поступить с ним, как угодно. В сущности его поступок касался одного Робеспьера, который ещё не был воплощением республики. Если его провозгласят диктатором и единственным официальным представителем Франции, то, естественно, ему принадлежало бы право помилования, и было бы более чем прилично ознаменовать первый день своего управления страной актом милости. Во всяком случае надо было удержать Оливье подольше в тюрьме под самым зорким наблюдением.

Возвращаясь мысленно к арестованным женщинам, Робеспьер терялся в догадках, кто и зачем их арестовал. Быть может, они в это время уже находились в революционном трибунале. Но это не могло помешать ему вырвать их из когтей даже рокового трибунала. Тогда Оливье должен будет признать, что он не такое чудовище, каким юноша себе представлял его.

Среди этих размышлений Робеспьер услыхал, что кто-то стучится в дверь. Он вздрогнул и стал прислушиваться. Чей-то голос за дверью произнёс его имя. Он узнал голос Леба и поспешно отворил дверь.

— Я увидел свет в вашем окне, — сказал Леба, — и понял, что вы ещё не легли спать.

— Вы узнали что-нибудь об арестованных женщинах? — спросил с беспокойством Робеспьер.

— Узнал: они всё ещё в тюрьме Ла-Бурб.

— Обе?

— Обе.

Робеспьер свободно вздохнул.

— Я приказал вашим именем, — продолжал Леба, — чтобы их ни под каким видом оттуда не выпускали. Впрочем, там знают, что они посажены по вашему приказанию.

— По моему приказанию?

— Вы приказали в Монморансском лесу арестовать этих женщин.

Робеспьер молча опустился в кресло.

— Вы не могли этого предвидеть, — продолжал Леба сочувственным тоном, — подобные совпадения теперь случаются часто. Ну, не беспокойтесь! Вы, должно быть, очень устали, и я тоже. Прощайте, до завтра! В сущности вам нечего беспокоиться, ведь власть в наших руках.

— Это ещё вопрос, — отвечал Робеспьер, не поднимая глаз.

Леба пожелал ему доброй ночи и вышел из комнаты.