Робинзоны Белой планеты

Вельт до боли в костяшках пальцев, сжал кулаки.

«Хорошо этому музыканту, поц. Земляшка один-одинёшенек. Никого нет, из всей семьи он один и остался, такому нечего терять. Или не жалко терять? — Вельт улыбнулся. Улыбка сменилась злобной гримасой, когда он посмотрел в сторону Ильи. — Поц. Один раз я его чуть было не убил, что будет в другой раз?»

Вельт улыбнулся, эта мысль ему понравилась.

«Он во всем виноват, только он один виноват во всех бедах, которые с ними случились. Но каково мне было, когда я понял и почувствовал, что значит остаться одному. Совсем одному в этой белой пустыне. Я испугался? Скажем честно — да. Страх — дикий страх затерянного одиночества. Повод сойти с ума и не вернуться. Страх остаться наедине с самим собой. О, да… — Вельт вспомнил старую марсианскую легенду о том, как разбился гравилет Херша. Старик шесть месяцев ковылял по красной пустыне, пока не добрался до города, чтобы потом, через неделю умереть от зыбучей лихорадки. Тогда многие от неё умирали, Марс только осваивали. Этого старика тоже никто не искал, и ему не на кого было надеяться, кроме самого себя. — Херш дотопал, потому что в нас, марсианах, есть скрытая пружина, которая в нужный момент распрямляется и помогает нам выдюжить и не сломаться, не согнуться… Я выдержу, я не так стар. Как тот почтальон — Херш».

Вельт достал из нагрудного кармана желтую таблетку в целлофановой обертке. Есть не хотелось, но что-то надо было делать? Вельт безразлично закинул таблетку в рот и принялся меланхолически жевать.

«Илья обещал угостить индейкой, запеченной в глине. Что такое индейка? Илья рассказывал, что это такая домашняя птица, как курица. Какое странное название у курицы? У земляшек все не так. Илья сказал, что индейка больше, значительно больше, это хорошо, потому что он готов её съесть, ни с кем не деля».

Вельт улыбнулся. Губная гармошка резко взвизгнула. Илья заиграл новую мелодию. Вельт прикусил нижнюю губу: «Когда он уснет, я выкраду его долбаную гармошку и сломаю…» Вельт прокусил губу и почувствовал во рту сладковатый вкус крови.

— Все-таки я его убью, — тихо прошептал Вельт, облизывая губы. Он вытерся тыльной стороной руки, с интересом посмотрел на большой палец и часть кисти, вымазанные в красное.

— Приятный цвет и вкус, — он принюхался, — это что-то отличное от химтаблеток. — Запах, — хмыкнул он, переворачиваясь на живот.

— Интересно, как мы пахнем, наверное невыносимо воняем, как выгребные ямы, — Вельт захихикал, — воняем и не чувствуем собственной вони. Привычка, полезная привычка. Привычка подразумевает характер.

Вельт зашмыгал носом, ничего не чувствуя, захихикал громче.

Илья перестал играть:

— Эй, что случилось?

— Ничего не случилось, ты не останавливайся, продолжай, играй.

— Тогда перестань хихикать.

Вельт отвернулся. Через минуту он уснул, и ему снился обильный снегопад, медленно заваливающий его, лежащего в ледяном саркофаге, стоящем посреди красной пустыни. Вельт чувствовал, как снежинки тают, ложась на его лицо. Холодная влага собирается в глазах, стекает по уголкам губ, дрожит в упрямой ямке подбородка. Вельт дрожал, но не от холода, а от смеха, бурлящего внутри, сотрясающего, колотящего тело, потому что в этом гробу не было никакого запаха, а это значит, что не только он, а все и всё пропахло помойкой. Космос — большая помойка, и мы в ней. Смешно, но ничего хорошего…

6

— Где моя губная гармошка? — Илья резким рывком поднял Вельта на ноги, яростно встряхнул.

— Я сломал её и выбросил, — радостно объявил Вельт.

— Где моя губная гармошка, — Илья принялся трясти Вельта. — Я задушу этого маленького гаденыша, — промелькнула мысль.

— Меня достала твоя музыка! — Закричал Вельт. — Отпусти меня, поц! — Орал он, стуча зубами от встряхивания.

Илья отшвырнул его в сторону. Вельт стукнулся спиной о стенку и медленно сполз на пол. Маленькие глазки испуганно уставились на Илью.

«Эта сволочь хочет меня убить», — подумал Вельт, нащупывая в кармане вибронож, с которым никогда не расставался. Улыбка скривила лицо.

Илья нагнулся и неожиданно отвесил Вельту звонкую пощечину. Вельт с криком откатился в угол бокса.

— Ну и гад же ты, зачем только я с тобой связался, — брезгливо морщась, произнес Илья.

— Вот именно, я не просил тебя об этом, — Вельт перестал улыбаться. Верхняя губа саднила, он почувствовал, как она начала опухать. Облизал языком, чувствуя сладко-соленый вкус. Придерживаясь за стенку, не сводя глаз с напарника, Вельт стал подниматься. В правой руке он сжимал вибронож. Лезвие выскочив, опасно загудело.

— Иди сюда, поц, земляшка. Ты действительно напрасно со мной связался. Я выпущу тебе кишки. Может, твоя будет белой, как эта проклятая планета? Сейчас мы это проверим.

— Отдай нож, — приказал Илья и повелительно протянул руку. Этого мерзкого карлика он не боялся.

— Возьми, попробуй, — Вельт усмехнулся, все еще чувствуя, как горит лицо от пощечины, саднит губа.

— Отдай нож.

— Возьми, рискни, земляшка, — Вельт играл ножом то, пряча, то вновь выбрасывая гудящее, раскаленное лиловое лезвие.

Илья отступил, выжидая момент для атаки. Вельт шагнул вперед.