Робинзоны Белой планеты

— Нет, нет, — шептали испуганно губы. — Должно быть, я сошел с ума. Этого не должно было случиться, я не мог этого сделать. Это не я! — В голосе послышались истерические плаксивые нотки.

— Я не мог! — кричал Вельт. — Это не я!!! Не я! Слышите, не я! — кричал он, оглядываясь назад на далекие горы.

— А кто? — Вельт остановился. — Не я, нет, — он вновь побежал. Споткнулся, упал, поднялся и, воя сквозь зубы, побежал, шатаясь из стороны в сторону.

— Осторожнее, придурок, — раздался в шлемофоне голос Ильи, — я жив.

— Ты жив!? Живой!? — закричал на бегу Вельт.

— Оползень! Ты вызовешь новый оползень, приближайся спокойнее.

— К черту оползень. Клянусь Марсом, Илья, прости, прости-ииии!

Вельт приблизился к Илье и протянул руку.

— Давай руку, Илья, давай. Вот так… Прости, Илья, прости, если можешь, я сбрендил. Илья, прости. — Вельт истерично разрыдался. — Ты не поранился? — не дожидаясь ответа, крепко стиснул напарника в объятиях. Оба зашатались и упали.

— Илья, — Вельт стал захлебываться от слез, — Илья… Я…Я… — Вельт не смог говорить и разрыдался, приникая к груди товарища.

— Прости, прости, если можешь, — доносилось сквозь всхлипывания. — Илья… Больше никогда… Никогда…

Вельт вдруг осознал, что такое страх — страх остаться в плену одиночества на этой планете. Это значит, что во всем белом мире никого, кроме него, больше не будет. Себя ненавидеть он еще не научился.

— Я идиот. Я идиот, — шептал, успокаиваясь, Вельт, судорожно вздыхая.

— Вот она, настоящая радость, — вдвоем, опять вдвоем, опять друзья и братья. Как я мог? Илья, прости, сам не знаю, как я мог.

Слезы текли по небритым, темным щекам Вельта, горькие слезы радости и разочарования.

— Вместе, Илья, — шептал Вельт. — Прости меня, пожалуйста, прости. Ты мне брат, кровный брат, это я поц последний.

— Да ладно, — хмурился Илья и думал о том, что слава богам Космоса, кризис миновал, гнойник прорвался, и из буйного больного Вельт превратился в тихого и сопливого помешанного.

Они поднялись, отряхнулись от снега.

Илья похлопал Вельта по спине:

— Да хватит тебе, смотри, что я нашел, там внизу, под камнями, — Илья раскрыл карман-клапан, он доверху был наполнен темно-зелеными крупными кусками. — Там, внизу, их россыпи.

— Да, черт с ними, с кристаллами, — ответил, заикаясь, Вельт, крепко стискивая Илью в объятиях: — Я мог тебя сегодня потерять, что было бы со мной? Я бы сошел с ума.

— Да ладно, все забыто, — добродушно отмахнулся Илья.

Обнимая друг друга за плечи, они повернули к базе.

5

«Снова эта губная гармошка, — раздраженно думал Вельт; он лежал, скрючившись на полу, закрыв глаза, и уже час как пытался заснуть. Сон не приходил… — И выйти нельзя, из-за метели, ветер дует с гор. Никуда не скрыться, не спрятаться, не выйти, не убежать: мы обречены… МЫ ОБРЕЧЕНЫ торчать здесь на веки вечные. Вдвоем и только вдвоем…»

Вельту хотелось вскочить, вырвать из рук Ильи гармошку и вдребезги её, об стену! Потом топтать и топтать с остервенением и наслаждением, чтоб убить эту унылую мелодию, так похожую на танцующий снаружи снег…

Сейчас там метель: не выйти, не скрыться, ни спрятаться, ни от себя, ни от этой проклятой мелодии…

Вельт резко сел; напротив него, облокотившись о стену, сидел Илья. Прикрыв глаза, напарник самозабвенно играл, уйдя далеко-далеко, в невидимые отсюда земные дали, вслед за своей печальной музыкой, может, в этот миг он был на побережье и вдыхал соленый ветер или прогуливался возле Музея деревьев?

«Играй, играй, — Вельт снисходительно кивнул, вновь откинулся на спину. — Зачем я отдал ему кристаллы? Куда он их спрятал, поц? Где они, в тоннеле или снаружи? Проклятая метель, нельзя выйти, поискать, проверить. Этот поц наверняка спрятал снаружи».

Вельт вздохнул, подавляя в себе готовую вырваться наружу ярость.

«Горсть кристаллов, небольшая кучка зеленых камешков — и я бы перенесся из этой конуры на красную пустыню Марса, в свою квартиру, увидел бы Зитту, детей, а может… — Вельт усмехнулся, — можно что угодно представить, пережить… Не дожить… Нежить… Кристаллы-хамелеоны, нет, неправильно — кристаллы Вельта. Так будет правильно…»

Вельт плотно зажмурил веки.

«Вернусь и потребую огромную салатницу парскской капусты с пряными мароканскими цветками и пельмени из красного зайца. Снег, я выберу себе такое место, где никогда его не бывает, нет снега и льда, ничего белого, только красная пустыня, место, откуда его нельзя увидеть на ближайших вершинах. Я сыт по горло Белой».

Вельт открыл глаза, невидяще посмотрел на потолок:

«Когда кончится буря, я найду кристаллы и излучатель. Зачем я его выбросил?»

«Дети, мои дети, как вы живете, без вашего папочки? Маленькие и большие негодяи, вы давно забыли про своего отца! Делите его наследство вместе с распутной мамочкой? Уже промотали? — Вельт оскалился, судорожно дернул кадыком. — Зитта, у тебя такой темперамент, сучка, я знаю — ты не выдержишь, тебя не остановят даже дети, и сейчас, в этот момент, ты лежишь и стонешь в объятиях Арипетира, этого лысого и длинного ублюдка. Может, дети уже стали называть его папочкой? Я убью их. Я убью тебя и Арипетира».