Внеочередное заседание кабинета министров началось в атмосфере предельной напряженности. Прежде чем утвердить план, нам предстояло найти сотни миллионов долларов за счет урезания расходов. Я пообещал, что нож будет в моих руках, что я сам буду рассматривать каждую статью бюджета, превышающую 100 тысяч долларов, хотя это превратит даже самые умеренные расходы в предмет обсуждения. Я хотел убедиться, что мы зашли достаточно далеко, и оградить других членов кабинета от критических замечаний.
Что касается самого плана стабилизации, выяснилось, что у нас большинство. Модаи, оказавший содействие и помощь в разработке плана, поддержал его, так же как министр иностранных дел Шамир и министр транспорта Хаим Корфу[157]
. Если мне удастся сохранить их поддержку, несмотря на бюджетные сокращения, у нас есть все для победы. Но остальные министры скептически оценивали шансы на успех и предпочитали рассуждать о кризисе, а не принимать сложные решения, затрагивающие права собственности. Они заявили, что не смогут провести заседание, надеясь тем самым предотвратить голосование и план, якобы убивающий экономику страны. В своем упрямстве они не понимали, насколько я был полон решимости сражаться.– Господа, мы собираемся на долгое заседание. Завтра утром у нас будет экономический план, – заявил я, – или я уйду в отставку, и правительства не будет.
Один за другим я прорабатывал бюджет каждого министерства, призывая к сокращению программ. Когда кто-то возражал, я отвечал, просматривая черновик нашего плана вместе с недовольной стороной. Я всем позволял высказывать мнение независимо от того, как долго звучали их замечания или насколько неверными они были. Заседание продолжалось всю ночь до самого утра. Некоторые министры жаловались на истощение. Я отклонял подобные сетования.
– Израильский министр не должен спать, – говорил я. – Во время войны мы спорили ночи напролет; обязанность министра – бодрствовать.
Не все слушали. Был даже момент, когда мы урезали бюджет конкретного министерства и вдруг поняли, что его глава задремал. Он храпел.
К рассвету бюджет был урезан и стало ясно, что большинство министров поддержали программу. Осталось только переждать филибастер[158]
и доказать слабеющей оппозиции, что я не закончу сессию без голосования. Двадцать четыре часа спустя оппозиция отказалась от обструкции, и я смог провести голосование. Пятнадцать министров проголосовали за утверждение плана, семь выступили против, трое воздержались.Я покинул заседание с чувством выполненного долга, но и с некоторым опасением. Несмотря на всю мою уверенность (и заверения) на встречах с оппонентами, я не мог гарантировать, что программа сработает, и боялся, что у нас не будет других вариантов. Кроме того, я задавался вопросом, будет ли участие правительства в «жертве» достаточным, чтобы профсоюзы приняли план.
Вскоре я получил ответ. Утром 1 июля 1985 г. мы опубликовали заявление с описанием только что утвержденной программы. Позднее в тот же день я подготовил речь, зная, что израильтяне захотят услышать своего премьер-министра, понять, что мы делаем и почему и как это выведет их из тьмы. В тот день я прибыл на телеканал, еще раз просмотрел свои заметки, прежде чем занять место за столом перед камерой, готовый к прямой трансляции на всю страну. Но прежде чем я успел что-то сказать, техники студии встали и все вместе покинули съемочную площадку.
Одна из моих помощников поспешила выяснить, что происходит.
– Что это значит? – спросил я, расстроенный хаосом и неуважением к работе.
– «Гистадрут» объявил забастовку, – сказала она мне. – Они позвонили и сказали всем уйти. Они не хотят, чтобы люди слышали, что вы говорите.
Я подавил свое разочарование, понимая, сколько важной работы еще предстоит. Без сотрудничества с «Гистадрут» план стабилизации был обречен на провал. Мне нужно было склонить их к уступкам.
Мы потратили на переговоры следующие две недели. Я старался показать им, насколько это было возможно, честно и открыто, что, сколь бы болезненной ни была программа в краткосрочной перспективе, она оставалась единственным шансом спасти израильскую экономику для наших детей. Они просили изыскать варианты компенсации рабочим, чтобы держать под контролем последствия экономических потрясений, но я вновь и вновь вынужден был напоминать им, что это только перезапустит смертельный виток инфляции. В итоге мы достигли договоренности: профсоюзы согласились приостановить забастовку и неохотно приняли программу, а я пообещал, что, как только экономика стабилизируется, я сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь снова поднять жизненный уровень.