Рокоссовский. Терновый венец славы

Когда Батов пытался расспросить Рокоссовского о годах, проведенных в тюрьмах, тот сказал:

— Дорогой мой Павел Иванович, я дал себе клятву не вспоминать те годы. Теперь, когда я на свободе, говорить об этом просто нет никакого смысла. Прошу извинить, но нарушать данное себе слово я не буду.

— Ну а все-таки, Константин Константинович, — не сдавался настырный Батов, — у вас же были хорошие знакомые, вхожие к самому Сталину. Они же наверняка знали, что вы ни сном ни духом не виноваты.

— Например?

— Тимошенко, ваш бывший начальник. Он — командир корпуса, а вы — командир дивизии в Белоруссии. Или тот же Жуков, который командовал полком в вашей Самарской дивизии. Вы же вместе с ним учились на курсах, были хорошими друзьями.

— Павел Иванович, вы помните, кто такой Галилео Галилей? — хитровато улыбнулся Рокоссовский.

— Кажется, физик, астроном.

— Да, да, это он развил учение Коперника[23] о движении Земли. Его знаменитая фраза перед казнью: «А все-таки она вертится» — будет жить вечно.

— Великий итальянец.

— Так вот, дорогой мой, ученый, сверстник Галилея, был Галилея не глупее; он знал, что вертится Земля, но у него была семья.

— Ох и Рокоссовский, ох и Константиныч! — проговорил Батов и расхохотался. — Отличный стрелок — прямо в яблочко.

Разошлись они ближе к полуночи, сыграв на прощание три партии в бильярд.

Желание Юлии Петровны сбылось — теперь вся семья была вместе. После долгой разлуки, мучений и скитаний — это были самые счастливые дни в их жизни. Отпуск подходил к концу, а ей так хотелось продлить его хотя бы недельки на две. Но ничего не поделаешь — завтра надо собираться в дорогу.

Она медленно шла вдоль берега по мягкому, как бархат, песку и любовалась ручейками, оставленными уходящей волной. Она присела, опустила руки в воду и долго наблюдала, как на морских волнах качаются, как поплавки, две желтых шапочки. Там плавали ее муж и дочь. Юлия как курица-наседка ходила по берегу и, не умея плавать, горела желанием броситься в воду и оказаться рядом с ними.

Часть вторая

Фронтовые дороги

Память войны! Счастлив, кто не знает ее, и я хотел бы пожелать всем добрым людям: и не знать ее никогда, не ведать, не носить раскаленные угли в сердце, сжигающие здоровье…

Виктор Астафьев

Глава первая

1

В начале лета 1940 года уже несколько дней подряд моросил мелкий дождик. В Москве было прохладно и пахло сыростью.

К зданию Народного комиссариата обороны подъехал «ЗИС-101». Из него вышел генерал-майор Рокоссовский, высокий, статный, в форме с иголочки. От бывшего заключенного не осталось и следа. Он шел по широкому коридору и, отвечая на многочисленные приветствия, думал о предстоящей встрече с Народным комиссаром обороны: какое будет решение, где предстоит ему служить? С некоторым волнением он переступил порог массивного кабинета.

— Здравствуйте, Константин Константинович, — навстречу ему вышел из-за стола Тимошенко.

— Здравия желаю, Семен Константинович, — весело улыбаясь, произнес Рокоссовский.

— Прошу, — кивнул Тимошенко и занял место в кожаном кресле.

— Спасибо, — Рокоссовский сел напротив.

— Вижу, военная косточка еще сохранилась.

— Со стороны виднее.

— Тяжело было?

— Бывало всяко, — ответил Рокоссовский, давая понять, что у него нет желания вести разговор на затронутую тему. — Соскучился по настоящей работе. У меня уже давно руки чешутся.

— Без работы не останетесь, — сказал Тимошенко, затем взял указку и подошел к висевшей на стене карте. — После оккупации фашистами Польши мы вышли на границу Западной Украины и Белоруссии. Теперь имеем непосредственное соприкосновение с гитлеровцами. На третий день после нападения Гитлера на Польшу Франция и Англия объявили Германии странную войну.

— В чем ее странность? — Рокоссовский подошел к карте.

Тимошенко вытер платком вспотевшую безволосую голову.

— В том, что эти страны проявляют поразительную медлительность и неповоротливость. Создается впечатление, что перед нами крепкий молодец, одетый в военную форму и снабженный неплохим оружием. Выпятив грудь, он бодро топает на месте, так и кажется, что он вот-вот бросится в драку. А на самом деле он ищет подходящего момента, чтобы сбросить с себя военные доспехи и, облачившись в мирные одежды, занять место в ресторане и спокойно сосать холодное пиво.

Рокоссовский, пораженный образностью языка народного комиссара, улыбнулся.

Тимошенко положил указку, сел за стол для совещаний, рядом с собой усадил генерала.

— Я мельком встречал в газетах заметки о тройственных переговорах, — сказал Рокоссовский. — Интересно знать: почему мы не договорились?

— Потому что Англия и Франция эти переговоры саботировали.

— В чем заключался их саботаж?