В университетском городке Кембридже все знали чудаковатую старуху леди Трейл. Она обожала кошек и не терпела людей. Поговаривали, что она русская шпионка и много лет назад подстроила аварию свекру, сэру Трейлу, чтобы прибрать к рукам его денежки — стомиллионное состояние и пятьдесят судов для перевозки разных грузов. Но даже если это и было так, то мужа Роберта уж точно убила не она. Что ей было делать в Испании, где Роберта Трейла застрелили в первые же дни его пребывания в объятой войной стране? Правда, пуля почему то попала англичанину добровольцу в спину, ну да чего только не случается во время военных действий! Как жила и что делала все эти годы леди Трейл, для соседей являлось загадкой, но факт остается фактом: бизнесвумен из нее не получилась. За несколько десятков лет вдова Роберта Трейла умудрилась пустить прахом бизнес с двухвековой историей и теперь сдавала комнаты внаем. Квартиранты леди Трейл в основном были студентами и на старуху внимания не обращали, живя своей бурной студенческой жизнью. Но француз Франсуа Лурье выбивался из общего ряда беззаботных кембриджцев. Ночами Франсуа мыл учебные классы, а днем рисовал странные картины, уверяя квартирную хозяйку во время очередной просьбы об отсрочке платежа, что очень скоро он станет знаменитым художником. Старуха недоверчиво слушала, попыхивая сигаретой и потягивая винцо, и молча махала рукой, разрешая Франсуа остаться. Разговаривала леди Трейл исключительно с кошкой и в основном по русски. Русский Франсуа знал вполне прилично, ибо отец говорил с ним преимущественно на этом языке. Профессор античной философии Жорж Лурье практически всю жизнь прожил во Франции, но к старости вдруг стал сентиментален, с гордостью известил всех друзей и знакомых, что он по рождению русский и что будет теперь говорить на языке Льва Толстого, Пушкина и Лермонтова. Знакомые не возражали и, подыгрывая выжившему из ума старику, припоминали других русских классиков. Когда речь заходила о Марине Цветаевой, Жорж Лурье мрачнел и уходил в себя. Только супруга могла вернуть Жоржа к действительности, напоминая, что раз муж взял ее фамилию, то должен и общаться с ней на языке ее предков. Русский она знать не обязана, и если Жоржу так хочется, он может обучать этому варварскому языку их младшего сына. Так Франсуа стал в семье козлом отпущения и вынужден был сбежать из дома, чтобы пресечь отцовские поползновения заставить его писать по русски стихотворные вирши. Старик вдруг с чего то решил, что в их семье непременно должны быть великие поэты, и возложил поэтический крест на безответного малыша Франсуа. Достигнув совершеннолетия, юноша окончательно возненавидел навязываемые отцом лингвистические занятия и дал деру. Однако сейчас Франсуа был благодарен старику за полученные знания и находил русскую речь довольно мелодичной, по утрам слушая сквозь вентиляционную решетку, как хозяйка жалуется кошке на какого то своего старого знакомого, оставившего ее без денег.