Роман для нежных женских душ

– Ну посуди сам – какой мне смысл жениться на Ольге, если такими важными для меня качествами данная прелестная особа не обладает? Он протянул дяде руку, помог подняться. – Ах да, я не упомянул о чувствах, о страсти. – Легкая насмешливая улыбка тронула его тонкие губы, эта улыбка очень шла Джеймсу, она придавала его лицу некую притягательную для прекрасного пола загадочность.

– В конце концов в таком серьезном поступке как женитьба главное не чувства – улыбка не сходила с его гладко выбритого лица – при нехватке эмоций их легко можно восполнить вне брака, не так ли?

Судя по молчанию капитана Огливи, он не оценил остроумия племянника, и тому пришлось сменить тон. Осторожно – а ну как опять где-то шипы прячутся? – Джеймс отвел в сторону нависший над собеседниками мощный, словно покрытый зеленым лаком веер пальмовой ветки.

– Извини, если задел твои пуританские принципы, но как видишь, я был с тобой абсолютно искренен. – Он отрывисто хохотнул – Вот такая получилась исповедь в рождественский сочельник.

Покачав головой, Род испытующе взглянул на молодого человека. Да, уж в чем– в чем, а в отсутствии искренности Джеймса в этот раз не упрекнешь. Одобрение в его взгляде отсутствовало, но продолжать расспросы старик не стал.

В конце концов, это личное дело Джеймса, а принцип неприкосновенности личной жизни каждого отменить невозможно, да и вряд ли нужно. Расправив спину, капитан Огливи направился в столовую. Неловко оступился, уклонившись от попытки Джеймса обнять его за плечи. Случайно? Или сознательно?

Трудно сказать, как повлиял бы этот рождественский вечер на отношения Ольги и Джеймса, если бы не Катин телефонный звонок, отвечая на который по-русски Ольга вышла из дома, чтобы не тревожить собравшихся разговором на непонятном языке, если бы не спустилась в сад, залюбовавшись светящимся в темноте аквариумом веранды, если бы не распахнулась от внезапного сквозняка стеклянная дверь.

Но в истории, как известно, не существует сослагательного наклонения. Голос Джеймса она узнала сразу, его собеседника скрывала густая зелень зимнего сада, но говорили они о ней – неудивительно, что прислушавшись к разговору, доносившемуся из глубины веранды, она дослушала его до конца.

Предательство человека, близость с которым означала для Ольги не только – и не столько – интимные отношения, а прежде всего доверие, ошеломило молодую женщину. Захотелось спрятаться, исчезнуть. Прижав к лицу ладони, она тихо прошла в скрытую за бархатными шторами небольшую гардеробную, опустилась на деревянную банкетку.

Услышанное крутилось в голове, словно в барабане стиральной машины, набирало скоростные обороты. В своем праведном негодовании Ольга не захотела признаться даже самой себе, как больно задели ее слова Джеймса. Он так настойчиво добивался ее расположения, казался таким преданным и верным, что она искренне привязалась к этому остроумному, спортивному и элегантному англичанину, с которым они познакомились на дне рождения Режин.

Он никогда не был с нею груб, и ей казалось, что под его постоянной иронией, подшучиванием надо всеми и вся скрывается неравнодушие. Что он просто сдержан и приучен контролировать свои эмоции, а на самом деле добр и надежен. Словом, предполагались нормальные человеческие качества, хотя как-то и не представлялось случая их проверить.

Пилар держала строжайший нейтралитет, опасаясь повлиять на выбор дочери, но ей интуитивно не нравился Джеймс. И ведь права оказалась:  иронично-сдержанный и неизменно вежливый заместитель управляющего банком не испытывал глубоких чувств к ее дочери, искренне полагая, что взаимная симпатия, здоровый секс и финансовая независимость являются достаточным основанием для близких отношений. О любви речи просто не было.

Значит, она просто случайная знакомая, которую из милости или по недоразумению (нужное подчеркнуть) допустили на рождественский ужин в достойнейшее семейство? Ну да, сиротка ведь, коих положено пригреть в сочельник.

Какая пошлая ложь, ведь она согласилась поехать только после его настойчивых уговоров, не желая быть – по его словам – причиной его размолвки с матерью! И какое мерзкое слово он подобрал, объясняя отсутствие «серьезных намерений» в ее отношении. Она, видите ли «некомфортный» вариант,  словно речь шла о модели водительского кресла в машине, словно она вещь, приспособление для большего удобства в быту! Скрупулезно, по-бухгалтерски перечислил все недостатки. «Гормон любви», видите ли, в ней бурлит с излишком! Получалось, что в ней слишком много жизненных сил и эмоций. Подсохнуть, что ли, она должна, чтобы годиться в жены?

А напоследок представил ее, как это теперь принято говорить – лицом с ограниченными возможностями, проще психопаткой какой-то. Вот дрянь псевдо-джентльменская! Он ведь, по сути, был единственным человеком, которому она рассказала о том, что ей пришлось пережить в Москве после разговора с Домском, о том, как ее тронуло участие Кати и ее матери, как захотелось чем-то помочь им, чтобы хоть как-то отблагодарить их за такое отношение.