Роман на вырост

Еще через два дня, утром, я надела то самое, новое платье и привела себя в тот самый вид, что тогда, перед дискотекой. И пошла на завтрак. Завтрак, как всегда, готовил Скворцов. У мамы была отмазка, что она с утра и чуть ли ни до ночи на работе, сбагривая, как говорила, проект. А я великодушно разрешала Скворцову возиться с кастрюлями и сковородками. Вернее, помогала бы ему, но получалось, что вылазила я из постели как раз тогда, когда уже вовсю вкусно пахло яичницей, кофе или оладьями. Да-да, несколько раз на завтрак мы ели оладьи, но как-то так получалось, что даже в этом я помочь ему не могла: то у меня был свежий лак на ногтях, то я, как сегодня, сразу же нарядилась. Да-да, ни разу не надевала халатики или домашние брюки, всегда старалась с утра выглядеть отлично!

Так вот, я при полном параде явилась на кухню, но Скворцов мешал в кастрюле кашу и даже не посмотрел на меня. Но я так легко не сдалась. Я замечательно выглядела и не могла позволить, чтобы он меня не замечал!

Самой изящной походочкой подошла к холодильнику, достала из него бутылочку минеральной воды и села возле обеденного стола. По пути даже коснулась его, а он — хоть бы хны! Я кашлянула — с тем же результатом!

— Доброе утро, — не выдержала первой.

Скворцов тут же обернулся:

— А, доброе. Прости, я задумался над выбором подливки.

И опять занялся кашей.

«Можно подумать, это не каша, а целый обед!» — сердито подумала я. Но он словно услышал мои мысли и опять взглянул на меня, но уже с одобрительной улыбкой:

— Ты сегодня еще красивее, чем обычно.

Есть!

Я была так рада, что даже подскочила на табурете. И все же мне было мало. Эти милые слова и на сотую часть не заполняли того почтового ящика для сообщений с комплиментами, который с некоторых пор я словно встроила себе сердце. Мне было мало одной фразы. И я незаметным движением спустила плечико, чтобы добавить себе… сама не знаю чего. «Ну, и что скажешь?» Ничего, помешивал что-то на сковородке.

— Слушай, — попыталась я привлечь его внимание, — может, я приготовлю салат?

— Если хо… чешь, — он повернул голову и запнулся на полуслове. Затем улыбнулся и неторопливо подошел ко мне. Я ожидала, что он подаст мне нож или спросит: «Какой салат?» Но он наклонился, провел пальцем по моей руке от запястья до плеча, попутно вернув плечико на место:

— Так лучше, правда?

И вернулся к своей печке.

Я онемела. Он меня ошеломил. Нет, правда, сбил с меня шлем самоуверенности. Но сделал это очень мило. Я даже вскочила и вышла из кухни, чтобы не крикнуть: «Есть!» А он громко рассмеялся. Совсем не обидно. Слышала его смех, заходя в свою комнату. Наклонила голову и вылила на нее всю минеральную воду из бутылки. Странно, что она не зашипела и не пошел пар.

Есть!

Я все еще чувствовала теплое прикосновение Скворцова. Такой милый, нежный… Ох, что опять мне приходит в голову? Я ненормальная! Сначала орала на него, теперь такие выкрутасы. В последнее время сама его задеваю.

— Каша готова, — услышала я его голос.

Торопливо содрала с себя платье, вытерла каким-то платком лицо и волосы, глянула в зеркало: взрыв в коробке с красками… Кое-как привела себя в порядок, надела джинсы и старую клетчатую блузку мамы, которая мне всегда нравилась, и потопала на завтрак.

С твердым намерением быть скромницей. Хорошего понемножку.

6

В следующее воскресенье мама выкроила из старого синего в розовую клеточку махрового полотенца какие-то причудливые кусочки и объяснила мне, как их сшить. Потом набила их поролоном, соединила — и получилась думочка-собачка. Не Вильгельмина, конечно, но что-то вроде синей таксы. Нам она так понравилась, что Скворцов пожертвовал большое бело-рыжее полотенце, и мы соорудили из него роскошного бегемота с улыбкой до ушей. Теперь остальные подушки на диване стали выглядеть убого, и я украсила их аппликациями из оставшихся кусочков полотенец. Прелесть что такое, как говорит бабушка!

Утром, после завтрака, я, как малое дитя, опять играла с таксой. Скворцов ухватил бегемота и сделал вид, что собирается выбросить его на лоджию. И хотя я точно знала, что он этого не сделает, я принялась отбирать у него бегемота, которого он держал над головой. Даже в прыжках я до подушки не дотягивалась и тогда принялась шутливо хлопать его таксой, а потом — швырять в него другие подушки. Одна из них приземлилась ему на голову, он уронил и бегемота, потерял равновесие, почему-то попытался схватиться за таксу, а не за мою руку… и мы шлепнулись на диван, прижимая к себе таксу и… друг друга.

Что я тогда почувствовала!

Мы смотрели, улыбались, он несколько раз вздрогнул, словно ему стало холодно. А мне… О, мне не было холодно! Но я тут же вскочила и хлопнула его таксой по голове, а он расхохотался, словно мальчишка. А потом вдруг сказал, что совсем забыл купить соленых палочек, и если сейчас не пойти, то их разберут, потому что всякие сладости, сухарики и орешки лежат там неделями, а соленые палочки исчезают каждый день за два-три часа.

И ушел в магазин за три квартала.