Роман на вырост

— Что за глупости ты говоришь? — мне хотелось плакать, но губы сами растягивались в улыбке.

— Ну, и что он сделал? — сказал Скворцов вдруг таким тоном, каким говорят самые сердечные друзья со своими самыми сердечными друзьями.

У меня комок стал в горле. А я-то, торопыга-растеряха-неандерталка посеяла его подарок!

— Веточка, глянь на меня, — попросил Скворцов.

Я глянула.

Редко кто смотрел на меня с таким вниманием и желанием понять. Было это для меня, как для голодного хлеб, как холодная вода из родника для жаждущего.

— Не думай о нем, — сказал он мне.

Я пожала плечами:

— Да, так лучше. Но если каждый раз сначала надеешься, и думаешь, и ждешь, и чувствуешь, а потом — ничего… Это больно. — Чувствовала фальшь своих слов, но так хотелось еще ласковых утешений.

— Не думай о нем.

Мы смотрели глаза в глаза друг другу. Я не забуду этой минуты. Ни ее, ни тысяч других.

— Не думай.

Я кивнула. Слезы потекли по моим щекам. Не горькие слезы досады. Не соленые слезы обиды. Клянусь, они были сладкими, и мне не было стыдно, что я плачу при постороннем. Да и как я смела назвать посторонним этого самого… самого…

Скворцов прижал меня к себе, и я вдруг поняла, как недоставало мне теплоты другого человека. Это был Скворцов — ну что же, судьба. Как можно ей противиться? И я прижалась лицом к плечу своего самого лучшего друга.

— Спокойно, — повторял он, поглаживая меня по голове, и каждое его слово вызывало новый ручей слез.

Я уже не понимала, плачу ли от его сочувствия и доброты, или от самого настоящего счастья. Было так хорошо и спокойно, только сердце стучало, словно от испуга.

Неповторимый миг. Единственный. Но он длиннее года и столетия, пока он длится, можно понять так много и так много почувствовать…

5

С того вечера мне хотелось как можно больше времени проводить со Скворцовым. Это происходило без проблем. У меня еще не закончились каникулы, он отгуливал второй отпуск, который иначе пропал бы. Только мама на семь-восемь часов исчезала из дома, забирая сытные «тормозки», которые ей готовил Скворцов, вставая ужасно рано. Иногда мама задерживалась почти до темноты, потому что их фирма как раз сдавала какой-то важный проект. Но даже когда мама наконец-то возвращалась к нам, то чаще всего принимала ванну, мы ее кормили легким и вкусным ужином, и она ложилась спать.

К счастью, выходные у нее были свободными, и мы втроем шли за покупками, готовили что-нибудь очень вкусное (Скворцов оказался отличным поваром!) и весело болтали за обедом. А потом… Потом они закрывались в своей спальне. Ну что ж, я была достаточно взрослой и оставляла их в покое. Даже не включала телевизор, а слушала музыку в наушниках или гуляла во дворе.

Мои отношения с мамой наладились, теперь мы были как никогда любящими мамой и дочкой, я была счастлива.

И все было бы прекрасно, если бы… не Скворцов. Да, мы стали хорошими друзьями, но эта дружба была… какой-то непонятной. С того памятного момента, когда, утешая меня, обнял и шептал ласковые слова, наши взгляды встречались постоянно и часто. Слишком часто. Он словно притягивал меня своими глазами, очень странно…

Мало того, я вдруг заметила, что он высокий, мускулистый и красивый. Должна была увидеть это еще три недели назад, но была слишком зла на него. Потом мы были на море, где массу времени проводили на пляже, но и там почему-то я этого не замечала. И не было бы в моем прозрении ничего плохого, если бы я на нем и остановилась. Но я не смогла. Меня что-то словно подталкивало. И это что-то не было простым любопытством или капризами.

Никому не могла об этом своем открытии рассказать, заранее представляла их реакцию. Раз только проговорилась Лине, всего только намекнула, но она замахала на меня руками:

— Ты с ума сошла! И не думай! Он же мог быть твоим отцом! И вообще, зачем тебе крутить любовь с таким стариком?

После этих ее слов «мог быть твоим отцом» и «таким стариком» я три ночи не спала. Он же совсем молодой! И еще… разве я кручу любовь? Да еще со Скворцовым, который меня так ласково утешал и вытирал мне лицо платком. Чепуха! Но я стала умнее и уже никому ни о чем не говорила. А чтобы доказать самой себе, что Лина ошибается, три дня только и делала, что до вечера гуляла во дворе и вокруг домов, периодически слушая «репортажи» Тани. Ну вот, до Скворцова мне и дела нет!

Но уже на третий вечер моя уверенность стала не такой крепкой.

А если мне есть дело? А если Лина права? Или права я? Между прочим, в чем я права? Неуверенность толкала меня на новые выходки или, как говорит бабушка, эскапады. Как можно было удержаться? Меня словно кто-то подталкивал.