Роман о двух мирах

Он говорил так, как мог бы говорить любой врач, интересующийся здоровьем пациента. Это удивило меня и успокоило. Я готовилась к чему-то мистическому и мрачному, почти каббалистическому, вот только ничего необычного в поведении этого приятного и красивого джентльмена не было – он пригласил меня сесть, сам устроился напротив и наблюдал за мной с тем сочувственным и добрым интересом, который счел бы своей обязанностью продемонстрировать любой благовоспитанный врач. Я стала вести себя совершенно непринужденно и ответила на его вопросы полно и со всей откровенностью. Он самым обычным манером пощупал мой пульс и внимательно изучил лицо. Я описала свои симптомы, а Гелиобас с величайшим терпением меня выслушал. Когда я закончила, он откинулся на спинку стула и несколько секунд сидел в глубокой задумчивости. Затем заговорил:

– Вы, конечно же, знаете, что я не врач?

– Знаю, – сказала я. – Синьор Челлини объяснил.

– А! – Гелиобас улыбнулся. – Рафаэлло объяснил все, что мог, и все же не все. Должен вам сказать, у меня есть собственная простая фармакопея – в ней двенадцать лекарств, не более того. На самом деле для человеческого организма больше ничего полезного и нет. Все сделаны из сока растений, шесть из них электрические. Рафаэлло пробовал дать вам одно из них, не так ли?

Когда он задал этот вопрос, я заметила испытующе-проницательный взгляд, которым он за мною следил.

– Да, – откровенно ответила я, – от него я уснула, и мне привиделись вы.

Гелиобас рассмеялся.

– Что ж! Это хорошо. Теперь прежде всего я собираюсь предоставить вам то, что вы, без сомнения, найдете удовлетворительным объяснением. Если вы согласитесь довериться мне, то менее чем через две недели будете в полном здравии, однако вам придется точно следовать всем моим правилам.

Я вскочила со своего места.

– Конечно! – воскликнула я с жаром, забыв весь прежний страх перед ним. – Я сделаю все, что вы скажете, даже если захотите загипнотизировать меня так же, как синьора Челлини!

– Я никогда не гипнотизировал Рафаэлло, – серьезно ответил Гелиобас. – Он был на грани безумия и, чтобы спастись, должен был во что-то поверить. Я просто освободил его на время, зная, что он гений и сам все поймет или же погибнет в своих попытках. Я отпустил его в путешествие, полное открытий, и он вернулся совершенно довольным. Вам его опыт не нужен.

– Откуда вы знаете? – спросила я.

– Вы женщина и хотите быть здоровой и сильной, ведь здоровье означает красоту, вы хотите любить и быть любимой, носить красивые наряды, вызывать восхищение, у вас есть религия, которой вы довольствуетесь и в которую верите без всяких доказательств.

Когда он произносил эти слова, в его голосе прозвучала едва заметная насмешка. Меня охватил бурный порыв чувств. Чистота моих высоких устремлений, врожденное презрение к пошлому и обыденному, искренняя любовь к искусству, желание славы – все переполнило душу и хлынуло через край: во мне восстала и высказалась гордыня, слишком сильная для слез.

– Вы решили, что я такая хрупкая и слабая? – воскликнула я. – Вы заявляете, что знаете секреты электричества, и это все, что вы обо мне поняли? Считаете женщин одинаковыми – все на одном уровне, пригодные, только чтобы быть игрушками или рабынями мужчин? Разве вы не понимаете, что среди нас есть и те, кто презирает бессмысленность повседневной жизни, кого не заботит заведенный порядок общества и чьи сердца полны страстей, которые не может удовлетворить ни обычная любовь, ни жизнь? Даже слабые женщины способны на гениальность, и если иногда мы мечтаем о том, чего не можем воплотить по недостатку физической силы, необходимой для великих свершений, то это не наша вина, а наше несчастье. Мы создавали себя не сами. Мы не просили одарять нас сверхчувствительностью, губительной хрупкостью и возбудимостью женской натуры. Месье Гелиобас, я не сомневаюсь в вашей образованности и проницательности, но вы неверно меня поняли, если судите обо мне как о простой женщине, вполне довольной мелочной обыденностью посредственной жизни. А что до моего вероисповедания, какое вам дело, где я преклоняю колени – в тишине своей спальни или среди великолепия наполненного светом собора, ведь я изливаю душу тому, кто, знаю, точно существует, кем я довольствуюсь и в кого верую, как вы говорите, без всяких доказательств, за исключением тех, что получаю от собственного разума? И пусть, по вашему мнению, мой пол явно свидетельствует против меня, я скорее умру, чем погрязну в жалком ничтожестве таких жизней, какие проживают большинство женщин.

Я умолкла, поглощенная чувствами. Гелиобас улыбнулся.