Романовы в дороге. Путешествия и поездки членов царской семьи по России и за границу

Большая часть сюжетов связана с пребыванием в Финляндии Александра III. Во всех этих случаях Романовы проявляют необыкновенную деликатность. Например, знакомство Императора в 1886 г. со старой рыбачкой по имени Фина (позже она получила прозвище «Императорской Фины») состоялось во время его рыбалки, когда «бойкая старушка» с прямолинейной требовательностью окликнула его: «Эй, мужик, иди помоги мне вытащить садок!». Она даже не поблагодарила венценосного помощника, но, позже, познакомившись ближе, часами беседовала с государем в своей «бедной хижине»{788}. Не узнают и его супругу императрицу Марию Федоровну (Дагмару), наслаждавшуюся свободой передвижения и отсутствием необходимости соблюдать строгий этикет. Это дает основание предполагать, что общественным достоянием подобная информация становилась вовсе не случайно и независимо от действительного положения дел.

Во-вторых, регулярно подчеркивается, что в периоды, когда императоры становились целью покушений террористов на своей родине, в России, и необходимость постоянной охраны ограничивала неофициальные контакты с народом, в Финляндии они представлялись абсолютно безопасными; там можно было не беспокоиться за жизнь царей. Так, по преданию, когда Александру I в г. Вааса (Ваза) в 1819 г. предложили на ночь выставить охрану, он ответил: «Я спокойно сплю под охраной финского народа. Его любовь – мой самый лучший сторож»{789}

. Александр II и Александр III в летних поездках также не прибегали к услугам охраны{790}, хотя в столице (Хельсинки) и при передвижении по железной дороге меры безопасности не ослабевали{791}

.

Еще одна характерная особенность рассказов о «случаях» с императорами – избирательность их места действия – отличает и рассказы о контактах с «простыми людьми»: они происходят не в столице, не в городах и крепостях, а почти всегда – на отдыхе, в дороге, в рыбацких селениях, на воде и т п. Исключением можно считать лишь посещение Хельсинкского университета, канцлерами и покровителями которого традиционно являлись русские императоры.

В устных текстах об общении монархов с крестьянами, рыбаками, лоцманами, пасторами и студентами финны наделяются приметами простодушных, «естественных» и по-детски непосредственных людей – как известно, такими качествами в эпоху Просвещения и романтизма наделялись народы и племена дикие, «неиспорченные», не достигшие уровня европейской цивилизации в полной мере или те, образ жизни которых зависел от природы. Однако подобные характеристики – чаще всего не непосредственные впечатления, а лишь отражение стереотипных свойств и черт, приписываемых жителям Финляндии русскими в XIX в., которые отчасти впитали в себя более ранние образы «чухны» – других финских племен, с которыми славяне контактировали на протяжении многих веков{792}

. Вот примеры наиболее типичных и растиражированных в популярной литературе 1840–70-х годов черт финского «нрава», обусловленных «умственными способностями»: мужики «так умны, так образованны опытностью, что нередко ставят в тупик людей, которые считают себя во всем выше их и умнее»{793} или: «умственная способность у финнов развита гораздо более, чем у эстов, что доказывается разговором финнов, вообще тихим, обдуманным, метким и редко глупым, а равно и способностью их к сложным и трудным предприятиям […] а предупредительность и осторожность финнов, отклоняющая их от постройки воздушных замков […] говорит в пользу их умственного развития, неопровержимо подтверждающегося […] постоянным их желанием не обидеть кого-нибудь дерзостью и насмешкою»{794}

.

В «императорском мифе» о финнах, однако, явно превалируют два этнических свойства – простодушие и отсутствие раболепия: нарушив этикет прямолинейностью, они сглаживают ее добродушным юмором – как в рассказе о поездке цесаревича и его супруги в 1876 г. Осматривая замок города Турку, Дагмара спросила, для чего в городе была построена столь большая крепость, на что возчик серьезно ответил, что это было сделано для обороны от постоянных нападений русских, но чуть позже решил исправить впечатление и добавил, подмигивая датской принцессе: «Да и датчане тоже нападали и разрушали»{795}. Такие же черты приписываются финнам почти во всех рассказах о пребывании в Финляндии Александров Первого и Третьего. Например, предание гласит, что Александр III, рыбача на реке Кюми, спросил местного мужика, чем тот занимается. Тот ответил, что рыбачит, а зарабатывает исполнением обязанностей судебного заседателя. «А ваше какое занятие?», – вежливо осведомился он в свою очередь. Собеседник ответил, что он – император всероссийский. Мужик в ответ: «Тоже дело хорошее»{796}. Один из финнов послал телеграмму в Данию (с указанием своей фамилии и города отправления), поздравив в ней с днем именин императора Александра III, находящегося с визитом у родственников жены. Несмотря на безвестность автора, она была передана по назначению.