Отдельную группу рассказов составляют те, в которых император Александр III поражен уважением финнов к своим законам и неукоснительностью их соблюдения – независимо от статуса нарушителя, которым оказывается он сам. При этом никаких поблажек он, будучи неузнанным, не удостаивается, что свидетельствует не о показном, а действительном положении дел. Законопослушание выступает стереотипной чертой финнов в этих историях, наиболее известная из которых – о ловле раков на Аландских островах Александром III. В Финляндии их ловили и ловят только в строго определенный двухнедельный период. В одной версии рассказа государь просто не стал осуществлять свой замысел, узнав о законе, согласно другой – изволил наловить много раков до открытия сезона. Появился старичок полицейский пристав, который стал укорять русского за нарушение установленного запрета; свита рассердилась, но государь высыпал содержимое корзины в реку и улыбнулся, не признавшись старику, кто он. При этом остался очень доволен{804}
. Тот же государь с семьей на лодке причалил к острову, где дети стали собирать землянику. Появился хозяин и потребовал покинуть его остров, его собственность. Александр стал уговаривать финна: дескать, от детей не будет большого урона. Но тот был непреклонен. Когда царь признался, кто он, мужик серьезно ответил ему, что «офицерам так шутить не годится»; император уплыл, весьма довольный тем, что в стране «есть порядок» и прислал хозяину острова золотые часы со своим портретом{805}.Недоразумение, связанное с финской исполнительностью, произошло в июне 1889 г. во время военно-морских учений в Свеаборге (остров-крепость близ столицы). Александр III находился в дурном расположении духа: ни один из его подданных, жителей Хельсинки, не пришел поприветствовать его («Они разлюбили царя-батюшку?»). Адмирал объяснил, что гражданским было категорически запрещено приближаться к району учений, и ни один человек не ослушался, что очень порадовало Императора{806}
.Политический аспект отношений императоров к ВКФ отражен в рассказах о Николае I и Александре II, в правление которых произошли два польских восстания. Летом 1830 г. Николай приехал проверить настроение финляндских подданных и остался ими доволен. Ему приписывают слова, адресованные сановникам, предлагавшим лишить ВКФ прежнего политического статуса: «Оставьте финнов в покое, Финляндия единственная провинция моей большой державы, которая за время моего правления ни на минуту не причиняла мне беспокойства или неудовольствия»{807}
. Проверяя отчет о 20-летии своего правления, на полях раздела, посвященного Финляндии, он якобы написал со значением: «Вот вам отчет!»{808}. Александр II, удивленный тем, что из Финляндии после подавления польского восстания 1863 г. не поступают верноподданнические адреса с поздравлениями в связи с подавлением мятежа, назвал такую реакцию «холодностью и равнодушием», хотя и заявил, что он – единственный русский, кто верит в финнов{809}. В сентябре того же года перед отъездом из Хельсинки государь сказал: «Здесь, среди финского народа, я бываю так доволен, спокоен и свободен от всяких забот. Но как горько думать об этих беспокойных и несчастных поляках»{810}. Сравнение финнов с поляками как двух народов, наделенных особым политическим статусом в составе Империи, является характерным мотивом и в научно-популярных этнографических описаниях второй половины столетия, и также осуществляется не в пользу вторых: финны характеризуются как лояльные и верные подданные в отличие от вероломных и склонных к бунтовщичеству поляков.Серьезным аргументом в пользу легендарности многих из перечисленных случаев-анекдотов является именно то обстоятельство, что они основаны на диалогах, в то время как сама возможность подобной языковой коммуникации представляется маловероятной: ведь государи не владели ни шведским (только у Александра III личным переводчиком с этого языка выступала супруга), ни финским, а их собеседники – европейскими и русским языками. Анекдотичность некоторых сюжетов подтверждается структурой и «моралью» историй, типичных для данного жанра.
Своеобразным парадоксом можно считать то, что, несмотря на особое уважение, неоднократно выражаемое финнами Александру II и даже почитание его, сохранившего все прежние права автономии (хотя и ему приписывают слова о том, что «Финляндия ведет себя как маленькая Польша»), больше всего легенд сохранилось о его преемнике Александре III, в правление которого независимое положение Финляндии подверглось реформированию. Этот император по всеобщему убеждению и русских и финских современников очень любил природу и жителей Финляндии, предпочитая тамошнюю рыбалку другим видам отдыха, а взаимно доброжелательным отношениям его с «простыми» финнами способствовали их симпатии к его супруге Дагмаре (императрице Марии Федоровне): датчанка понимала быт и нравы крестьянской нации и владела шведским, который позволял общаться с жителями без переводчиков{811}
.