Ромейское царство

В конце XIII в. в не так давно восстановленной, возрожденной Византийской империи вообще прекратилось издание новых правовых норм. Василевсы издавали постановления, преимущественно о льготах и привилегиях, относящихся к прецедентам. Создался парадокс: правотворчество перестало поспевать за развивавшейся действительностью. Поэтому огромную роль начало играть право прецедентов. Но для того, чтобы включить право прецедентов в систему столь дорогих сердцу традиций, ромеи использовали для обозначения вновь развивавшихся отношений наименования, термины, заимствованные из привычной сферы давних богословских и политических доктрин. Особенно ярко это проявляется в наименовании пожалования-пронии

, как Божиего провидения и уже затем земного попечения над чем-нибудь. Благодаря такому наименованию соответствующие отношения как бы освящались с помощью традиционных сакральных, «высоких» названий. Вновь возникавшие отношения включались в систему действовавших институтов, оказывались им подчиненными. В то же время отсутствовало формирование новых структур и доктрин, способных противостать старым или их заменить.

Византийская школа тоже была хранительницей традиций. Как уже указывалось, знания ромеев были по преимуществу книжными, умозрительными, да и сама византийская книга являлась продуктом индивидуального творчества, в котором мастер стремился максимально подражать оформлению и почерку известных ему образцов книг. Научная истина представлялась раз и навсегда данной, стабильной, вечной. Опыт и наблюдения были вторичными, даже не имеющими отношения к подлинной науке, а главным, определяющим считались рассуждения, основанные на традиционных авторитетах — Библии, трудах Отцов Церкви, греческих философах. Ромеи с большой неохотой отказывались от своих постулатов, аксиом. Так, в области богословия они предпочитали опираться на раннехристианских Отцов Церкви, Платона и Аристотеля, в области медицины — на «вечных» Гиппократа и Галена, в области астрономии и астрологии — на Птолемея. Компиляция представляла основной и, заметим, продуктивный метод работы византийских интеллектуалов. Но даже в том случае, если им удавалось сказать что-то новое в теоретической сфере, они стремились приписать свои открытия древним авторитетам, укрыться в тени их величия. «Не люблю ничего своего» — так звучал девиз крупнейшего богослова и писателя VIII в. монаха Иоанна Дамаскина, — того самого, который доказывал, что «ученье свет, а неученье — тьма». Поэтому задача состояла не в том, чтобы развивать истину, а в том, чтобы ее систематизировать и усвоить. Отсюда же проистекало отсутствие у ромеев особой тяги к изобретательности и к совершенствованию средств производства.