Ромейское царство

Диктат традиции проявлялся и в стремлении византийских историков следовать древнегреческим историкам, как и они, делить сочинение на книги, главы, параграфы, начинать с пространного введения, где сообщать о самом себе, и, главное, писать архаичным диалектом, лукавить, как бы не замечая победы христианства. Разумеется, это не следует воспринимать как языческую пропаганду или скрытое язычество: в такой языческой стилизации ромеи не видели угрозы, а только условную игру. По этой же причине в книжных географических и этнографических сведениях зачастую продолжали господствовать античные архаичные, как бы канонизированные названия. Так, византийцы прекрасно знали, что на территории Междуречья нет никакой Ассирии, как давно нет и Вавилона, но даже в VI в. хронист Йешу Стилит продолжал отсчитывать границу от Ассирии, а еще более поздние историки упрямо продолжали именовать Вавилоном арабский Багдад. Не менее хорошо им было известно, что обитатели Приднепровья называют себя росами, русами, но правилом хорошего тона было употреблять по отношению к ним наименования тавроскифы

, а их земли называть тавроскифскими. Прекрасно знавший историю, Михаил Пселл писал в XI в. о туркменах-сельчуках как о персах, хотя самой Персии давным-давно не существовало, да и этнически туркмены не имели к ней никакого отношения. На карте периферии икумены он располагал скифов, кельтов, эфиопов и другие народы, известные со времен античности, Багдад называл Вавилоном, сельчукского султана Тогрул-бека — парфянским правителем, венгров — «турками», печенегов — «мисами»

(от Миссии-Мёзии), кочевников-узов — «гетами», грузин и армян-халкидонитов — «ивирами»

. При этом те же армяне приравнивались к библейскому народу амаликитян, проживавшему к югу от Палестины, хотя даже образованные ромеи едва ли могли бы это объяснить. В хрисовуле василевса Исаака Ангела венецианцам французов величали не иначе как «франкогенами». Для Иоанна Киннама сербы в XII в. оставались «далматами», венгры — «гуннами»

, а французы — «германами». Нимало не смущаясь, Георгий Пахимер в своей «Истории», созданной в начале XIV в., именовал венгров «иллирами», сербов — «трибаллами», а германцев, немцев, — «аламанами», хотя ни тех, ни других древних народов, как и гуннов, не было уже много сотен лет. Сельчуков он, как и Пселл более 200 лет назад, продолжал называть не иначе как персами, а их земли — Персией, уничтоженной самими же ромеями в VII в. Особая путаница прослеживается с этнономом немцы, которые выступали в трех вариантах — немитцы, германы и алеманы. Причем историк Никита Хониат называл германами «своих немцев», а «чужих» — алеманами, очевидно, потому что одни служили византийским императорам, были в византийских войсках, а другие нет. Даже в XV в. побывавший в Италии, в частности, в Венеции, Лаоник Халкокондил, последний афинский историк, и Михаил Критовул с острова Имвроса, тоже имевший связи в западной Европе, писали в своих исторических сочинениях о падении Константинополя, продолжая использовать архаичные имена для всех племен и народов, стран, открыто копируя древнегреческого историка Фукидида, князей, герцогов называя игемонами, а султана — василевсом. Этот возведенный в норму традиционализм доставляет немало головной боли современным историкам, затрудняя их работу. Ведь часто трудно определить конкретно, какой народ подразумевает тот или иной византийский автор, говоря о «скифах», «гипербореях», «гетах», «трибаллах», «ливах», «персарменах», «кельтах», «гуннах», «савроматах», «мисах», «германах» или «турках».