Роскошь нечеловеческого общения

— Конечно, конечно… Ну, — сказал он, наполнив рюмки, — давайте, что ли… За здоровье Анатолия Карловича.

— Здоровье… полтора месяца прошло, а у него все лицо… — Галина Сергеевна быстро проглотила содержимое своей рюмки и помахала рукой возле рта. — Все лицо — синее…

Она продолжала говорить без всяких интонаций, но на веках ее снова набухли тяжелые капли.

— Это после операции, — попытался успокоить ее Крюков. — Все будет в порядке. Не надо волноваться…

— Ничего не в порядке, — ответила Журковская. — Я знаю. Ничего еще не закончилось.

— Как же — ничего? — Карина Назаровна даже руками всплеснула. — Все, Галя! Кончилось! Проиграли эти выборы несчастные, все теперь! Кому теперь дело и до Греча этого и тем более до Толи?.. Им-то ведь и надо было только, чтобы выборы… Да, Гоша? Правильно ведь?

— Наверное, — неохотно ответил Крюков. Он не разделял уверенности Карины, и Журковская это, конечно, заметила.

— Если что и кончилось, так это жизнь, — сказала она. — Нормальная жизнь. Они не успокоятся, пока всех нас не уничтожат…

— Да кто «они»-то? — Лицо Карины Назаровны покраснело. — Ты брось это, Галя! Прекращай, пожалуйста, тут панику разводить! Все кончилось. И слава Богу. Все живы…

— Ладно, хватит об этом. Налей-ка еще, Гоша. Как у тебя-то дела?

— Да как? «Так как-то все», — печально усмехнулся Крюков. — Видите? Все цитирую.

— Не пишешь ничего? По-прежнему?

— А что писать? И для чего? Все равно не напечатают. Вы же знаете нынешнюю литературу.

— Знаю, — кивнула Галина Сергеевна. — Так что же, неужели?..

— Да, именно так — «неужели». И, кажется, это «неужели» надолго. Никому не нужна литература. Как, впрочем, и многое другое. Давайте-ка лучше…

Он поднял рюмку.

— А ты, Гоша, стал много пить, — заметила Галина Сергеевна.

— Не больше, чем другие, — ответил Крюков, наливая еще одну. — И потом, на мой взгляд, это лучше, чем воровать. По крайней мере я никому не приношу вреда…

— Кроме себя, — вставила Карина Назаровна.

— Да ладно вам… Это мое дело, если уж на то пошло.

— Конечно, твое дело. Вы все сами решаете. Для вас главное — только собственное «я». Для всех.

Галина Сергеевна встала, подошла к плите, переставила чайник с одной конфорки на другую, но газ зажигать не стала.

— Для кого это — «для всех»? — спросил Крюков.

— Для всех вас. Посмотрите, что с вами стало. Со всей вашей компанией. Один в тюрьме, другой в больнице… Третий… — Журковская взглянула на Крюкова и зло прищурилась. — Третий — на кладбище… Я мужа чуть не потеряла… Сына, Вовку, тоже избили… Правда, он говорит, что нападение на него — совершенно отдельная история, но я чувствую, что все это одних рук дело…

— Как — избили? — спросил Крюков. — Давно?

— Да нет, недавно совсем. Уже после того, как Толю… Прямо на улице… Закурить попросили, и сразу бить…

— Ну это бывает, — философски заметил Крюков.

— Бывает… Конечно, бывает…

— И как он? Сын?

— Да вроде ничего. Даже к врачу не ходил. Синяк под глазом.

— Ну тогда это не они, — уверенно покачал головой писатель. — Они бы одним синяком не удовлетворились.

— Дай-то бог.

Галина Сергеевна подошла к столу, взяла рюмку и быстро опрокинула ее в рот. Закусывать она снова не стала.

— Все этот… Чувствовала я, чуяло мое сердце… Не нужно было Толе с ним связываться… Не нужно. Жили как люди… Бедно, но спокойно… За что же это все? А? Гоша? Объясни.

— Что я могу? Вы же сами все понимаете. Жизнь такая… Сучья, простите за выражение.

— Сучья… Правильно. Не извиняйся, ты верно говоришь. Этот-то — выборы проиграл, а все неймется ему… Ходит гоголем, лекции снова читает. Как с гуся вода.

— Греч?

— Ну, а кто? Конечно.

— Лекции читает?

— Да. Вернулся в Институт, работает… Книги пишет… Вот, я в газете прочитала — у него новая книжка выходит.

— О чем книжка?

— А о чем он может? О себе — любимом. О том, как его на выборах обманывали. Бедного, несчастного. А он, бедный-несчастный, после выборов сразу в Лондон улетел. Ты знаешь об этом, Гоша?

— Что-то слышал. Я, признаться, не слежу за ними, за небожителями этими. Неинтересны они мне. Вот Толю жалко, верно. Это реальность. Печальная реальность. А все прочие, — Крюков махнул рукой, — все эти Гречи, генералы, мэры, губернаторы… — не моя публика.

— Полетел в Лондон… — Журковская словно не слушала, о чем говорит Крюков. — Толя в больнице, Суханов в тюрьме… А Греч — в Лондоне. В аэропорту его там задержали, Гоша, представляешь?

— За что? — без интереса в голосе спросил Крюков.

— Миллион долларов вез в чемодане, — сказала Галина Сергеевна.

— Ох ты, Господи прости, — вырвалось у Карины Назаровны.

— Миллион? — переспросил Крюков. — Откуда у него миллион долларов?

— Вот и я хочу спросить — откуда у Греча миллион? Как это он его заработал? Что, у мэра зарплата такая? — Галина Сергеевна вытащила сигарету из пачки, лежащей на столе. — Откуда у него все? Все эти его квартиры — для себя, да для жены, да для родственников жены? Деньги — откуда? Суханова посадили тоже ведь не просто так. Да и Греч под судом ходит — вон, каждый день в газетах пишут… «Павел Греч как зеркало русской коррупции». Читал?