Роскошь нечеловеческого общения

— Кумиром — не кумиром, но если деньги будут идти с такой же интенсивностью, то в пределах одного отдельно взятого Города он может добиться определенной популярности.

Лукин, как и в большинстве случаев, оказался прав. К тому дню, когда теледебаты наконец-то состоялись, лицо Матейко уже смотрело на Греча, Журковского, Лукина, Суханова, на всех горожан с бесчисленных плакатов, которыми был заклеен весь Город.

Не проходило дня, чтобы в какой-нибудь телепрограмме не мелькнул новый кандидат, не дал короткого, в несколько фраз, интервью. Он краснел, стеснялся камеры, но высказывался весьма занятно. Его спрашивали о предвыборной программе, а он, оглядываясь по сторонам, говорил, что в этом дворе давно не меняли трубы. Журналисты пытались выяснить его политическое кредо, а объект их внимания бурчал что-то про ремонт крыши ближайшего дома.

И это срабатывало лучше, чем краснобайство кандидата от «Яблока». Лучше, чем громоподобные обвинения и обличения, катившиеся с коммунистических трибун в сторону демократов, космополитов и всех прочих, продавших, разворовавших и проглядевших Великую Россию. Даже лучше, чем убедительные, наполненные фактическим материалом и историческими ссылками выступления Греча.

— Он работает очень тонко, — заметил однажды Журковский. — Вернее, не он, а те, кто за ним стоят.

— Да я вижу, — поморщился Греч. — Все это белыми нитками шито. Второй Лужков. Прораб с обломанными ногтями и потным лбом.

— Ему выстроен люмпенизированный имидж, — покачал головой Журковский. — А люмпены в нашей стране иной раз делали решающий ход в политической игре. Были прецеденты.

— Были, — согласился Греч. — Но неужели это никого ничему не научило? Неужели они не помнят, чем заканчиваются все эти люмпенские радости? Десяти лет не прошло.

— Думаю, что не помнят, — серьезно ответил Журковский. — И им Матейко нравится. Боюсь, что таких, которым он нравится, довольно много.

— Не надо бояться, — заметил Греч. — Чего нам бояться? Нам работать нужно.

Свет от направленных в лицо приборов резал глаза, и Гречу несколько раз пришлось прикрыться рукой, чтобы незаметно вытереть непрошеные слезинки. «Температура, должно быть, поднялась. Раньше такого от телевизионного света никогда не случалось», — подумал он, сделал еще один глоток воды и продолжил.

— Я лучше напомню горожанам, что мы успели сделать за время нашей работы. Я подчеркиваю — «нашей», потому как все, что сделано в Городе, сделано не мной одним. Это огромный труд множества людей, высоких профессионалов, которые, каждый на своем месте, делают свою работу честно и умело.

— Главное, в чем я действительно вижу нашу заслугу и чем горжусь, — это тот факт, что за прошедшие годы доля горожан, живущих в коммунальных квартирах, сократилась с сорока пяти процентов до девятнадцати. В период, когда Город переживал тяжелейшее время, стоял на пороге голода, — нам поверили, поверила вся мировая общественность. Город из провинциального, захолустного, сонного превратился в известный и популярный во всем мире Город, каким и был до революции семнадцатого года. Это, казалось бы, нематериальный факт, однако он обернулся вполне вещественной стороной в 1991 году, когда к нам пошла гуманитарная помощь — только оттого, что партнеры на Западе поверили в наш Город и в новую власть. Кстати, сегодня было многое сказано о криминале, о воровстве во властных структурах…

Павел Романович снова бросил быстрый взгляд на своих конкурентов.

— Так вот, в связи с гуманитарной помощью… В нашем Городе в то время работала специальная комиссия ЕЭС, и она признала, что наша система распределения гуманитарной помощи, контроля, транспортировки, учета наиболее эффективна по сравнению со всеми остальными городами России. Задумайтесь над этим, дорогие горожане. По сравнению со всеми, — Греч выделил последнее слово, — городами России. Такую же оценку, кстати, дали и представители японского МИДа. А после того как они убедились, что вся — подчеркиваю — вся гуманитарная помощь доходит по назначению, они увеличили нам поставки. Конечно, помощь это замечательно, однако, обратимся к нашим непосредственным делам. Мы сохранили твердые цены. — Греч на этот раз повернулся, обращаясь к Старкову кандидату в губернаторы от коммунистов. — То есть сделали то, о чем вы постоянно говорите. Твердые цены на основные виды продуктов, в том числе на хлеб, молоко, растительное масло. Кто сосчитает, сколько жизней малоимущих, пенсионеров, да пусть даже бомжей — сколько этих жизней было сохранено в девяносто первом — девяносто втором годах благодаря сохранению твердых и минимальных цен на продовольствие?

Павел Романович вытер пот, выступивший на лбу.

— Уровень безработицы в Городе не поднимался выше полутора процентов, то есть был и есть в два-три раза ниже общероссийского. И это несмотря на то, что основу нашей экономики в советское время составляли военные заводы и государственные заказы. Теперь государственных заказов нет…

— Я прошу прощения. — Поднял руку Старков.

— Пожалуйста, — Греч кивнул. — Пожалуйста, говорите.