Роскошь нечеловеческого общения

— Вот именно. Думаю, нет у них ничего. Потому и кидают в прорыв провинциалов. Обещают им… это не точно, но слух идет… обещают прописку московскую и квартиры.

— Откуда известно?

— Да знаете, мои люди…

— Ладно. Бог с ними, с твоими людьми… А что Бекетов? Раскололся?

— Да не в чем ему колоться. Дело все высосано из пальца. Парятся эти, из Уманска, ничего нарыть не могут… Выдумывают все. Как раньше.

— Когда это — раньше?

— Ну, раньше. При совке. Дело выдавливают, из пальца сосут. Писатели, одно слово. А эти следаки, они же не идиоты, понимают, что пан или пропал. Дело сварганят, доказательства найдут — им и квартиры в Москве, и почет. А нет пиши пропало. На таких людей, как Греч, наезжать — это не шутки. Им туго придется, если пролетят. Так что будут стараться не за страх, а за совесть.

— Какая, в жопу, совесть! — рявкнул Суханов. — Какая же тут совесть?!

— Ну, не совесть. Не на жизнь, а на смерть, я хотел сказать.

— Вот это точнее. Так что Бекетов, что-нибудь сказал?

— Нет…

— Точно знаешь?

— Точно.

— А подробнее?

Вересов помялся.

— Он ничего и не мог сказать, потому как не знал ничего. Да и нет на Грече криминала в этой области, судя по всему. В общем, кинули его в прессуху. Знаете, что это такое?

— Знаем. Художественную литературу почитываем.

— Литературу, — саркастически усмехнулся Вересов. — Литература — это, Андрей Ильич… — Он сделал неопределенный жест рукой. — В общем, прессовали его… Раскручивали, чтобы дал показания.

— И?

— А он сломался. Перестарались хлопцы. Вырубился прямо у следака в кабинете. На допросе. Сейчас Бекетов в больнице.

— В тюрьме?

— Нет, в городской.

Суханов покачал головой.

— Перестарались, значит. Ну и порядочки… Вот так, взять и сломать человека… Ни за что ни про что.

Вересов уставился в пол, пожевал губами и причмокнул.

— Что? Что-то еще?

— Да нет… Только… Представьте себе, разве лучше бы было, если бы этот Бекетов чего-нибудь навыдумывал?

Суханов внимательно посмотрел на Вересова.

— Что ты имеешь в виду?

Евгений Иванович пожал плечами.

— Я полагал… — сказал он, вздохнув. — Я полагал правильным, если мы все это дело будем с самого начала держать на контроле.

— Так-так… Интересно. — Андрей Ильич подошел к Вересову вплотную. Расскажи-ка мне, как было дело.

Начальник службы безопасности отвернулся к окну.

— Ну, что рассказывать, Андрей Ильич? Вы же знаете круг наших связей…

— Нет, Женя, ошибаешься. Если бы знал, я бы не спрашивал.

— В тюрьме у Петли есть свои люди.

— Так… Замечательно. Продолжай.

— Через них и идет вся информация. Между прочим, таких каналов ни у кого больше нет. Разве что у крутых бандитов. У законных…

— Ну-ну. Я внимательно слушаю.

Евгений Иванович покосился на шефа и увидел, как помрачнело его лицо.

— Короче, есть там один такой… По кличке Игла. Могу сказать, это самый ценный наш агент. В определенном смысле. Он-то и сидит в пресс-хате… И как вышибать показания, знает лучше всех.

— Ты хочешь сказать, что именно он прессовал Бекетова?

— Ну…

— И так его отметелил, что мужика в больницу отвезли?

Суханов понял это много раньше и сейчас просто тянул время, размышляя, хвалить ли своего самого надежного и самого исполнительного подчиненного или, наоборот, устроить разгон за излишнюю инициативу. И не только за инициативу. Действия Вересова выходили за рамки неписаного кодекса поведения, которому следовал в своем бизнесе Суханов. Но ведь ситуация и в самом деле была неординарная. Критическая была ситуация, что уж там говорить, действительно вопрос жизни и смерти.

— Игла постарался сделать так, как нам нужно. Его раньше звали на зоне Доктором — он учился когда-то в медицинском. В общем, вырубил мужика. Результат, можно сказать, положительный. А то, что Бекетов пострадал, — так ведь сволочь он, Андрей Ильич, сволочь натуральная. Клейма негде ставить. Как его ваш Греч в мэрии держал — непонятно.

— Ну, мало ли кого там держат…

Суханов отвернулся.

— Знаешь что, Женя… — начал было он, но Евгений Иванович неожиданно положил шефу руку на плечо.

— Знаю, Андрей Ильич. Я все знаю, что вы сейчас скажете. Что мы не бандиты и что действовать такими методами нам не к лицу. Я все это знаю. И готов согласиться. Только с одной поправкой. Если мы хотим остаться на плаву, нам нужно бороться. А с этой публикой… — Вересов махнул рукой в сторону окна. С этой публикой иначе нельзя. Они по-другому не понимают. На них не действует ничего, кроме силы. Уж вы мне поверьте, я сколько лет работал… с людьми, закончил он после короткой паузы, найдя нужное слово. — По-другому не получится, Андрей Ильич. Вы же это лучше меня понимаете…

— Понимать-то понимаю, только… До сих пор мы обходились без разборок.

— Обходились… — Лицо Вересова вдруг заострилось, глаза прищурились. Ишь ты… Обходились…

Он отошел к столу и уселся на стул верхом, облокотившись на спинку.