Россия и кочевники. От древности до революции

Во-вторых, кочевые общества отличаются отсутствием права частной собственности на землю (в «оседлом» понимании этого института). Постоянные миграции не давали возможности установить чьи-либо права на ту или иную территорию, хотя и не делали ее «свободной» и «никому не принадлежащей»[67]. Определенными пастбищами пользовались конкретные кочевые общества или отдельные хозяйства – в пределах своих племенных границ (хотя иногда и нарушали их)[68]. Так, казахи-кочевники «имели рыхлую, но все-таки заметную связь с территорией», мигрируя по определенным маршрутам[69].

Не было у кочевников и недвижимой собственности (в «оседлом» понимании), т.к. «никто не видел никакой выгоды в том, чтобы прочно утвердиться в каком-нибудь определенном месте степи»[70]. Ценность представляли только скот и движимые вещи (повозки, юрты и пр.)[71].

В то же время отсутствие частной собственности на землю вызывало проблемы. При кочевом скотоводстве для существования человека требуется значительно больше земли, чем в условиях земледельческого хозяйства. Поэтому в определенные периоды у кочевых народов за землю (т.е. за хорошие пастбища. – Ф.С.) шла самая острая борьба[72].

В-третьих, закономерно, что кочевникам присуще неприятие оседлости, восприятие ее как «тяжелой и бедной жизни» – в противоположность высокой престижности кочевания, отказ от которого равен потере свободы и представляется совершенно невозможным[73]. Так, в Персии временно осевшие под давлением властей кочевники иногда возобновляли миграцию (когда государство «отпускало вожжи») даже без запаса скота и соответственно возвращения к скотоводству[74] – только чтобы опять вести привычный мобильный образ жизни.

Оседлое существование казалось кочевникам унижением[75], они презирали оседлый образ жизни земледельцев и горожан[76], выражая «одинаково гордое презрение ко всем, кто не живет под шатрами: ремесленникам, торговцам, земледельцам»[77]. У крымских татар в XVII в. было проклятьем «пожелание жить по-христиански оседло и нюхать собственные нечистоты». Ненцы-кочевники до сих пор совершают ритуальное очищение «нибтара» после посещения поселка[78]. Шейхи трансиорданских бедуинов в XIX в. отвечали османским властям, что «умрут, если будут вынуждены оставаться на одном месте два месяца»[79].

В-четвертых, кочевникам присуща повышенная воинственность – это прекрасные воины, практически постоянно находящиеся в боевой готовности. Важную роль в мировой истории сыграла военная сила кочевников[80], которые превосходили оседлых по военной организации[81] (по крайней мере, пока не появилась артиллерия), хотя и были меньше их по численности. Один из основоположников евразийства, П.Н. Савицкий, писал, что «кочевой мир опоясан рядами укрепленных линий», которые «показывают, насколько окраинные страны должны были считаться с военной силой степняков»[82]. Хотя многие кочевники могли «жить совершенно спокойно и мирно… гнушаясь войной и насилием»[83], однако там, где среди скотоводов получило широкое распространение оружие, например в Сомали, Южном Судане и прилегающих районах Эфиопии и Кении, вооруженные конфликты продолжаются до настоящего времени[84].

В целом кочевники существенно повлияли на ход исторического процесса, особенно на начальных его этапах, заложив в той или иной степени основы многих государств и цивилизаций. Важную роль сыграло кочевничество в процессе этнокультурного взаимовлияния народов Евразии и Африки[85].

В-пятых, для кочевого общества характерен родовой строй, т.е. оно базируется на основе кровно-родственных связей[86], на мифе об общем прародителе и единодушном признании общей принадлежности к расширенной родственной группе. Известный культуролог Б. Малиновский усматривал функцию родовой (клановой) системы в том, что она умножает число человеческих связей, пронизывающих все племя-нацию в целом. Это делает обмен услугами, идеями и благами более широким, чем в сообществе, организованном просто по принципу расширенных семей и соседских групп[87].

У кочевников принадлежность к роду имела первостепенное значение. В дореволюционный период русские ученые утверждали, что «техническая база скотоводства такова, что адекватным ей общественным строем является именно родовой строй». Они считали, что т.к. при кочевом образе жизни невозможно возникновение государств и частной собственности на землю, то только родовой строй дает кочевникам возможность использовать общинное землевладение[88], т.е. совместную эксплуатацию пастбищ.

Фактически родовые связи для кочевников – это своебразный аналог низовых государственных структур. Эти связи обеспечивают властителям контроль над населением, иначе оно будет «неуловимым». В то же время, с точки зрения «оседлого» государства, его кочевое население практически не вовлечено в жизнь страны, особенно по сравнению с оседлыми жителями. Для кочевого общества власть «родовых авторитетов» сильнее власти «оседлого» государства. Последнее часто не было способно контролировать отношения внутри родов, а также между родами и между кочевыми этносами.