В условиях хаоса и крайнего экстремизма Гражданской войны для деятельности более умеренных политических партий, особенно тех, кто не предлагал простые решения сложных проблем, как это делали красные и белые, не оставалось никакой возможности. И даже там, где они пользовались широкой популярностью в народе, они не могли преобразовать ее в соответствующий политический капитал.
Самой популярной и по-настоящему массовой партией, которая, вероятно, могла бы рассчитывать на полную победу при свободных и демократических выборах в годы Гражданской войны, была партия социалистов-революционеров. Но у эсеров не было вооруженной силы, а сама партия находилась в состоянии хронического раскола. Одна часть ее членов поддерживала большевиков как освободителей крестьян, а другая придерживалась мнения, что в стране нужно возрождать институты гражданского общества посредством усиления роли земских организаций и кооперативов. Первые, которые поддержали большевиков зимой 1917—1918 гг., позже стали их заклятыми и наиболее последовательными противниками и всеми силами поддерживали антибольшевистские крестьянские восстания 1920—1921 гг. При этом активность большинства эсеров была парализована их явным нежеланием сражаться с большевиками под непосредственным руководством бывших царских генералов, которые некогда были их главными врагами. Именно поэтому они хотели образовать нечто вроде «третьей силы», но в условиях расколотой и социально поляризованной России для такой силы просто не было места{119}
.Меньшевики тоже были расколоты на тех, кто считал большевиков хоть и грубой, обманутой и импульсивной, но все же в целом прогрессивной силой, и тех, кто рассматривал их как чудовищную историческую реакцию, несущую в себе угрозу цивилизации и демократии. Приверженные европейскому пониманию социал-демократии, которую, по их мнению, Ленин предал забвению, они отстранились как от большевистских идеалов крестьянской демократии, так и от практикуемого ими террора. Однако только небольшая часть меньшевиков была готова развернуть вооруженную борьбу против своих бывших товарищей, а основная масса беспомощно плыла по течению, ограничиваясь лишь временными контактами с рабочими, которые все больше и больше отдалялись от них.
В отдельных случаях рабочие отвечали пониманием и даже участвовали в мирном сопротивлении. В Петрограде, например, инакомыслящие меньшевики и рабочие активисты 1917 г. образовали Чрезвычайное собрание уполномоченных от заводов и фабрик, с помощью которого организовали ряд мирных выступлений и забастовок, хотя все их попытки провести всеобщую забастовку в Петрограде в июле 1918 г. закончились неудачей. Несмотря на это, к весне 1918 г. меньшевикам и эсерам удалось одержать победу на выборах в большинстве городских Советов, но они так и не смогли эффективно воспользоваться своими демократическими мандатами в условиях, когда хозяином жизни все чаще становился человек с ружьем{120}
.В Туле в марте 1919 и июне 1920 г. забастовали рабочие оружейных заводов, возмущенные тем, что они получают нищенскую зарплату, в то время как красные комиссары купаются в роскоши. А рабочие локомотивного завода в Сормове объявили забастовку, потребовав от властей отмены всех привилегий коммунистам, восстановления свободных выборов в Советы и повторного созыва Учредительного собрания. Аналогичные требования были выдвинуты в июне 1919 г. рабочими Твери, которые, помимо всего прочего, выразили протест против планировавшегося властями призыва десяти процентов рабочих в Красную Армию.
Во всех случаях большевистские власти сначала вступали в переговоры с забастовщиками и даже делали некоторые уступки, а потом, расколов основную массу участников, подвергали зачинщиков арестам и высылке в отдаленные районы. Рабочие Астрахани в марте 1919 г. совершили нападение на губернский комитет Коммунистической партии, убили многих сотрудников и временно разоружили местное подразделение Красной Армии. Там репрессии против повстанцев были наиболее жестокими: чекисты арестовали и казнили сотни рабочих, причем многих просто-напросто сбрасывали в Волгу с барж{121}
.В 1920 г. правящий режим попытался поставить под непосредственный государственный контроль не только промышленность, но и сам труд рабочих. Для этого были созданы «трудовые армии», куда вошли еще не демобилизованные военнослужащие Красной Армии, связанные строгой воинской дисциплиной. А в ключевых отраслях экономики, таких как железнодорожный транспорт и производство вооружений, профсоюзы были заменены «политическими отделами». Уклонение от работы рассматривалось как дезертирство со всеми вытекающими отсюда последствиями, а продовольствие выдавалось трудящимся напрямую, бесплатно и в соответствии с установленным властями рационом. Бухарин по этому поводу заявил, что «милитаризация есть не что иное, как самоорганизация рабочего класса»{122}
.