Россия и русские. Книга 2

Гражданская война оставила глубокий след в советском обществе. Она завершила разрушение старого строя, которое началось с революции 1917 г.; после этой войны в стране не осталось в узнаваемой форме ни единого старорежимного института власти или старого социального класса. Стало быть, победившие в этой войне могли создавать совершенно новые институты власти, причем используя любую силу, позволявшую им держать народ под контролем. Такой силой в стране стала Коммунистическая партия, которая самым серьезным образом изменилась в ходе Гражданской войны. Из партии оппозиционно настроенных интеллектуалов, всецело поглощенной непрекращающимися дебатами и открытой для влияния со стороны рабочего класса, крестьянства и солдатских масс, она стала партией власти. Ее чиновники среднего и низшего звена, вне зависимости от социального происхождения, в подавляющем большинстве были ветеранами Красной Армии, которые привыкли ходить в военной форме и щеголять своей мужской агрессивностью. Сама же партия уже перестала прислушиваться к голосу настоящих рабочих, крестьян и солдат, зачастую называя их «деклассированными или мелкобуржуазными элементами», а к дискуссиям относилась как к непозволительной роскоши. Партия видела себя полувоенным братством, окруженным молчаливым и не заслуживающим доверия населением, которое не понимало ее великие идеи^{126}.

Правда, далеко не все ленинские соратники были в восторге от такой партийной метаморфозы. Некоторые из них все еще тосковали по тем дням, когда в почете были открытые дискуссии и свободный обмен мнениями и когда проводились честные и справедливые выборы партийных функционеров. К осени 1920 г. они образовали фракцию единомышленников под названием «Демократические централисты» («децисты»), которая выступила за возрождение внутрипартийной демократии. Другие же члены партии были весьма обеспокоены растущей отчужденностью рабочих от правящего режима, который к этому времени уже привык выступать от их имени. Они сформировали так называемую рабочую оппозицию и всячески распространяли свои предложения о создании экономики под непосредственным управлением профсоюзов.

Все эти проблемы обсуждались на Десятом съезде партии, многие делегаты которого все еще были заняты подавлением Кронштадтского мятежа. Ленин снова потребовал от делегатов прекратить споры, так как, по его мнению, коммунисты не могли позволить себе такую роскошь, как свободные дебаты, в чрезвычайных обстоятельствах. При этом он предложил две резолюции, одна из которых осуждала рабочую оппозицию как «анархо-синдикалистский уклон», а другая называлась «О единстве в партии» и предписывала «немедленно распустить все без изъятия, образовавшиеся на той или иной платформе группы... Неисполнение этого постановления съезда должно вести за собой безусловное и немедленное исключение из партии» (КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1917—1924 гг.). — М.: Политиздат, 1970. — Т. 2. — С. 220).

Настроения среди делегатов съезда оказались таковы, что обе эти резолюции были приняты подавляющим большинством голосов. Таким образом, партия окончательно заменила собой рабочий класс и предоставила своим вождям формальное право подавлять все серьезные дискуссии.

Поскольку все другие политические партии фактически прекратили к этому времени свое существование, решения съезда вручили коммунистическим вождям тотальную монополию над всей политической жизнью в стране. С тех пор это была партия, которая поставила перед собой задачу переделать Россию по своему образу и подобию. И как только это произошло, стало ясно, что социальная память России отнюдь не умерла вместе с институтами старого общества, что древние обычаи личной зависимости и патронно-клиентных сетей демонстрируют завидную живучесть и способны быстро возродиться при благоприятных условиях однопартийного господства коммунистов и зависимости людей от власти. Вероятно, сама завершенность разрушительных процессов в стране вынуждала людей искать спасения в знакомых социальных формах, в которых они видели единственный источник стабильности в окружающем их хаотическом мире.

Взгляды большевиков по национальному вопросу

С самого начала советские вожди разрывались между классовым и национальным дискурсом. Разогнав Учредительное собрание, они заявили, что Советы представляют собой более высокую форму демократии, признав тем самым главенство класса над нацией. Но само по себе это еще не решало проблему. Большевики тогда еще не знали, как будут развиваться события, и при строительстве новой политической системы постоянно разрывались между идеалом международного пролетарского сообщества, все еще считая его своей конечной целью, и геополитическими императивами нового Российского государства, власть над которым оказалась уже сейчас в их руках.