Читаем Россия и Запад полностью

                   Anmerkungen eines FarnsGedenke meiner,flüstert der Staub.Peter HuchelAn der Position des Bauem errätst du den König.Am Streifen Land in der Feme — dass du auf dem Schiff                                                                  stehst seit ewig.An den satten Noten in der Stimme der zarten Freundin im Hörer —dass ein Nachfolger da ist: Student? oder Chirurg?Ingenieur? Am Namen der Bahnstation — Einsamburg —dass es Zeit ist auszusteigen, das Ei aus der Schale zu befördern.
In jedem von uns sitzt ein Bauer, ein Spezialistfür Wetterprognosen. Etwa so: ein Herbstblatt istfällt es vornüber aufs Gesicht, ein Missemtesignal. Das Orakelist nicht besser kommt zu dir im Regenmantel das Gesetz:deine Tage sind gezählt — vom Richter, oder anders jetzt —bleibt dir ohnehin wie man sagt nur noch ein Katzenkrakel.Was denn, die Natur wird uns unsere Merkmale doch nicht nehmen.Ein Cherub — der mag vielieicht nicht wissen von wegenvorn und hinten. Anders der Mensch. Der Helle hatüberall die Perspektive dass er aus dem Gesichtsfeldkippt. Und hört er eine Glocke an sein Hörorgan flitzen
so schlägt die ihm: man säufl man sticht man gibt den Teller ab.Deshalb besser: keine Angst! Die zarten Linien in der Hand,die rosa Ziffer die auf dem Trolleybus-Schildchen tanztplus der Effekt der Stukkatur im Zimmer von Belsazarbestätigen nur dass leider-leider das Schicksalweniger Varianten hat als Opfer; dass ihr nichts alsein Restchen habt und am ehesten so endet wie die Wahrsager —Zigeunerin eurer Nachbarin sagte, Bruder, Schwester, Fraueures Freundes nur nicht euch. Die Feder kratzt im stillen Raumin dem etwas wie «nach dem Tod» haust, umgekehrt wie                                                         Klubtänze klingend
so sehr ist die Stille ohrenbetäubend; eine Art Anti-Beschuss.Im übrigen heißt das alles schlicht: so alt bist du dassder Wurm müde wird sich im Schnabel zu ringeln.Der Staub setzt sich sommers auf die Dinge wie winters der Schnee.Ein Verdienst der Oberfläche, der Flachheit. Von ihr aus wehtdiese Tendenz nach Oben: zum Staub oder Schnee. Odereinfach zum Nichtsein. Und etwas wie «vergiss mich nicht»flüstert der Staub zur Hand mit dem Lappen; schließlich flichtder das Flüstem des Staubs in seine feuchten faltigen Ohren.An der Wucht der Verachtung errätst du: neue Zeiten.Am Flimmern des Sterns — dass das Mitleid leider
abgeschafft ist als Rückzug der Energie: gedrosselter Wärmeoder dann als Signal dass es Zeit wird für einen selbstdie Lampe zu löschen; das Kratzen der Feder in der Stille hältstdu für den Versuch in Kleinschrift die Angst zu verlernen.Vernehmt diese Reden als den Gesang des Wurms,nicht als Sphärenmusik, nicht gedacht für die Jahrhun —derte. Gedämpfter als ein Vögelchen aber voller tönendals der Singsang des Hechts. Was schon nahist wird kein Tiirschloss stoppen. Doch Schlimmes kann jadem Schlechten nicht zustoßen, und Furcht vor Tautologie                                                      ist Garantie für Wohlergehen.[242]
Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное / Документальная литература
Собрание сочинений. Том 2. Биография
Собрание сочинений. Том 2. Биография

Второй том собрания сочинений Виктора Шкловского посвящен многообразию и внутреннему единству биографических стратегий, благодаря которым стиль повествователя определял судьбу автора. В томе объединены ранняя автобиографическая трилогия («Сентиментальное путешествие», «Zoo», «Третья фабрика»), очерковые воспоминания об Отечественной войне, написанные и изданные еще до ее окончания, поздние мемуарные книги, возвращающие к началу жизни и литературной карьеры, а также книги и устные воспоминания о В. Маяковском, ставшем для В. Шкловского не только другом, но и особого рода экраном, на который он проецировал представления о времени и о себе. Шкловскому удается вместить в свои мемуары не только современников (О. Брика и В. Хлебникова, Р. Якобсона и С. Эйзенштейна, Ю. Тынянова и Б. Эйхенбаума), но и тех, чьи имена уже давно принадлежат истории (Пушкина и Достоевского, Марко Поло и Афанасия Никитина, Суворова и Фердоуси). Собранные вместе эти произведения позволяют совершенно иначе увидеть фигуру их автора, выявить связь там, где прежде видели разрыв. В комментариях прослеживаются дополнения и изменения, которыми обрастал роман «Zoo» на протяжении 50 лет прижизненных переизданий.

Виктор Борисович Шкловский

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное