Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век

В начале Первой мировой войны в Большом зале и прилегающих помещениях петроградского Народного дома разместился лазарет Всероссийского союза городов. Подвальный и первый этажи остались в распоряжении мастерских, детского отдела, библиотеки, вечерних классов для взрослых. Сотрудники Дома обслуживали не только раненых, но и местное население (раздача денежных пайков семействам призванных запасных, обследование семейного положения жителей района и т. д.). Шире стал и диапазон пожертвований. Так, Софья Владимировна передала в кассу Всероссийского земского союза 25 000 рублей. По ее почину был создан Совет попечительских учреждений «для координации их работы и руководства ими»; Панину избрали председательницей Совета. Работая среди жителей района, вспоминала Панина, «мы дошли действительно „до дна“ той толщи населения, которая впервые всколыхнулась и затопила все собой в годы революции». Удивительно, но весной 1917-го около Народного дома уже собирались группы женщин (жены призванных на войну), которые обвиняли сотрудников, будто те крали их пайки и будто сам Народный дом выстроен на «краденые народные деньги». Но, как философски замечала Панина, «такие минуты и много худших неизбежны во время великих народных потрясений. Невежество всегда подозрительно и хочет знать, „где та правда, которую скрывают от народа“. В основе же своей наши взаимоотношения оставались добрыми».

Когда в 1917 году явным стал недостаток продуктов, Народный дом взял на себя организацию порядка в этом деле. Приходилось устраивать собрание пекарей, трактирщиков, ломовых извозчиков, заботиться о хлынувших в Петроград беженцах. Городские попечительства, все сотрудники которых несли свой труд безвозмездно, как некую добровольную воинскую повинность, стали ячейкой городского самоуправления, принявшей на себя первые удары народных нужд и бедствий. «И недаром, думается, – размышляла впоследствии Панина, – мы считали себя тоже сидящими в окопах, бессменно, в течение всех трех лет войны». В это время Софья Владимировна, по воспоминаниям современника, – «высокая, статная женщина, отлично сохранившаяся, довольно массивная, с открытым благообразным лицом, с ясными живыми глазами, с сильными, часто порывистыми движениями. Она безупречно проста в манерах и обращении с людьми, подчас детски непосредственна, экспансивна. Внезапно она вспылит, нетерпеливо отмахиваясь рукой от чего-то, что ей не нравится, в голосе слышатся капризные нотки. Председательствуя в собраниях, она иногда срывается, проявляет нетерпение и настойчивость. Когда ей смешно, откидывает голову назад и хохочет громко, с увлечением. Но, невзирая на всю эту экспансивность, высокая личная и общественная культура сквозит через все ее проявления. Теплота сердца, внимание к окружающим, широта порыва навстречу ко всему истинно прекрасному – придают исключительную ценность ее высокогуманной личности».

Даже в лихорадочной, всепоглощающей работе конца 1916 года Панина успевала следить за тем, что происходит в российском обществе, в том числе и в великосветских кругах. Она была «вхожа в мир великих князей и просто князей». Через нее и мужа ее матери И.И. Петрункевича до кадетского руководства доходили, как писал П.Н. Милюков, их настроения. Это было «сплошное торжество по поводу героического поступка „Феликса“ (Юсупова-Сумарокова-Эльстона), рискнувшего собой, чтобы освободить Россию и династию от злокачественной заразы (Распутина. – В.Ш.)».

Подытоживая деятельность Народного дома до Февральской революции, С.В. Панина отмечала: до 1913 года – рост Народного дома в замкнутых и тесных границах своего района; в 1913-м – расширение его просветительской деятельности и распространение ее на земство губернии; с 1914-го – его тесное сотрудничество с Петроградским городским самоуправлением и вхождение в среду интересов государственного масштаба.

Дальше – Февраль. И в это время графиня оставалась столь же деятельной и энергичной и даже пыталась, явившись в Таврический дворец, влить свою энергию в растерявшееся руководство Государственной думы. 28 февраля 1917 года А.В. Тыркова записала в своем неопубликованном дневнике: «Вот совет старейшин решил, кто-то соберется. Сейчас Родзянко толкует с Гучковым, пишет телеграмму царю. Ведь они там что-то сделают. Было тяжело смотреть. „Ведь вы все-таки, господа, народные представители, у вас положение, авторитет“. Жмутся. Пришла Панина. Она все время стояла на углу Сергиевской и Литейного, наблюдала солдат. „Они ждут приказа. Ждут членов Думы. Идите к ним. Возьмите их в свои руки. Ведь это растерянное стадо“. Ее слушали молча или говорили: „Пусть они сначала арестуют министров“. Но эти разговоры по телефонам дошли до Милюкова. Он пошел на улицу и привел солдат к Думе. Это было около 2-х часов. Сразу картина стала меняться. Явился центр, к которому потекли и люди, и сведения».