Royals

Из-за которой я и оказалась здесь.

Из-за которой, в свою очередь, здесь оказалась Изабель. Интересно, прислал бы Бен ей это письмо, если бы мы поехали в Ки-Уэст, как собирались?

Вопрос так и вертится на языке, но тут Иза вновь прерывисто вздыхает и наклоняет голову набок.

– Что это на тебе надето? – спрашивает она, и я тереблю шов кардигана.

По крайней мере, он зеленый, а не серый, но под ним белая блузка, а на джинсах заутюженные складки. Более того, в ушах у меня маленькие жемчужные сережки. С ума сойти.

– Ничего особенного, – отвечаю я, и подруга кивает, но губы у нее вновь начинают дрожать.

Так. Значит, никакого музея и книжного магазина. Это всё, конечно, весело, поймите меня правильно, но у нас критическая ситуация. И в моем распоряжении, кстати, есть кое-какие приятные вещи, которые, несомненно, понравятся Изабель. Почему бы ими не воспользоваться?

Я наклоняюсь к ней:

– Хочешь поехать во дворец?

Глава 18

Экскурсия по Холирудскому дворцу, конечно, получается не такая подробная, как если бы ее вел настоящий гид, и в любом случае все самые впечатляющие места открыты для общего обозрения, но Изабель, рьяный читатель светских сплетен, потрясена некоторыми укромными уголками. Мы останавливаемся в одной из гостиных, и Иза щупает кушетку, заваленную клетчатыми подушками.

– Тут, типа, сидит королева? – спрашивает она.

Привалившись к двери, я отвечаю:

– Ага. Тут располагается королевская задница. Но сейчас ее нет дома.

Родители Алекса еще не вернулись из Канады, и, честно говоря, это большое облегчение. А вот на следующей неделе…

Нет, даже думать не буду.

Мы выходим из гостиной и идем по длинному коридору. Он не такой заставленный, как в Шербурнском замке, – в нем меньше картин и безделушек, но, опять-таки, всё, что принадлежит Бэрдам, теоретически, принадлежит стране, поэтому, возможно, большинство вещей хранится в музеях. Так или иначе, коридор с высокими сводчатыми потолками шикарен. Такое ощущение, что сами камни пропитаны многовековой историей.

Мы останавливаемся у маленького окна, которое выходит во внутренний двор, и смотрим на длинную очередь посетителей. Стекло старое и волнистое, такое же, как в окнах Шербурнского замка, и за ним всё кажется размытым.

– Это дворец, – говорит Изабель, повернувшись ко мне.

– Ну да, – отвечаю я. – Он так и называется. Типа, чтоб сразу было понятно.

Сумка соскальзывает с плеча Изабель на локоть. Странно видеть Изу, которую я сто лет знаю – с ее черными волосами, заплетенными в небрежную косу, в порванных на колене джинсах, с нелепой, сшитой из твидовых квадратиков сумкой, которую она так любит, – в этом совершенно чужом месте. Странно по-хорошему, поймите меня правильно. Я настолько счастлива видеть здесь кого-то помимо разнообразных Флисс и Поппи, что впору заплакать.

Может быть, Элли точно так же радовалась, когда я приехала. Столкновение миров и всё такое.

– Твоя сестра будет принцессой, – говорит Изабель, словно до нее только что дошло.

Я пожимаю плечами.

– Ну да. А потом королевой, и однажды у нее родится ребенок, который сам наденет корону, и это, наверное, самое стремное.

Изабель задумывается.

– Блин, да, – произносит она, округлив глаза. – И что, ты будешь кланяться собственному племяннику или племяннице? А Элли и Алекс разрешат тебе подержать ребенка?

Я хватаю ее за руку и тащу к боковой лестнице, которая ведет в наши апартаменты.

– Хочешь верь, хочешь нет, но простым смертным разрешают притрагиваться к королевским детям.

Изабель смеется, и, когда мы переходим в другую часть дворца, она даже не упоминает о картинах на стенах, о роскошных до нелепости коврах, о том, что вокруг позолочено буквально всё. Золото кажется блеклым при непривычно тусклом освещении. Элли говорила, что отец Алекса велел вкрутить во дворце самые экономичные лампочки. По-моему, трудно придумать что-то более бессмысленное – ведь это люди, которые владеют многочисленными замками и целой дивизией лимузинов.

Изабель поворачивается и хватает меня за руку:

– Так. Ну, дворец, замок, всё очень клево, ура. А теперь рассказывай про Себа.

Я фыркаю – и вспоминаю, что Изабель незачем знать, какой Себ придурок. Надеюсь, ей даже не придется лицезреть принца, потому что, насколько я знаю, он по-прежнему веселится где-то в Дербишире и делает то, что положено развращенной золотой молодежи. Возможно, закатывает оргии в исторических костюмах. Пьет кларет. Прикуривает от двадцатифунтовых банкнот.

Спасибо, нет.

– Мы почти не знакомы, – отвечаю я, и отчасти это правда.

Мы говорили всего один раз – тогда, в Шербурнском замке, что, на мой взгляд, трудно назвать беседой. На скачках мы с Себом не общались, и он уехал из Эдинбурга вскоре после того, как мы туда вернулись.

– Да, но ты должна рассказать мне всё, – настаивает Изабель. – Какой он? Такой же красивый, как на фотках? Как он пахнет?

Я поднимаю брови:

– Как пахнет?

Иза приковывает меня к месту взглядом:

– Подружка, я брошена и несчастна. Не надо разочарований. Скажи, что красавчик принц пахнет мужскими журналами и новенькими кожаными ботинками, ладно?