Сложнее всего было усадить меня на лошадь. Он кое-как забросил в седло, но не успевал залезть сам, я все норовила свалиться и ничего не могла с этим поделать. Вино такое? Вся эта магия… «Да держись ты…» Я старалась. С третьей попытки ему удалось успеть запрыгнуть, пока я не сползла окончательно… и мы поехали домой… в седле страшно укачивало…
Потом он бурчал что-то неразборчиво, снимая меня рядом с домом… что-то на счет того, как все его задолбало, в гробу он видал такие подарки и меня в частности, менее цензурно, впрочем, но смысл — как-то так. Я была абсолютно согласна.
В комнате, кажется, в спальне, Халид сгрузил меня на невысокую кушетку, сунул подушку под голову, укрыл одеялом.
— Спи, — сказал он. — Завтра нам предстоит нелегкий день.
— Нам?
— Да, — он вздохнул, устало провел ладонью по лицу. — Ты теперь моя тень, и должна везде сопровождать меня, не отходя ни на шаг.
— Зачем?
Наверно, я не имею права спрашивать… точно, совсем не имею… смотреть на него, говорить с ним, пока он не велит. Но пьяная я совсем обнаглела.
Халид присел рядом, протянул руку и дотронулся камешка у меня во лбу между бровей.
— Ты глаза и уши айнара, — сказал он. — Ты здесь, чтобы следить за мной. Он мне не доверяет.
Камешек… это камера? Передатчик? Что-то в этом роде… Я даже не удивлюсь.
Но это ужасно.
— Почему ты не отказался от меня?
Он криво ухмыльнулся, горько.
— Ты не первая, барга. Одного раза мне хватило, чтобы усвоить, с какой благодарностью стоит принимать подарки айнара. Спи.
Поднялся.
Отошел в сторону.
Я завернулась в одеяло по самые уши, словно в кокон. Холодно не было, даже наоборот, но так казалось спокойнее и уютнее. Если, конечно, можно говорить об уюте в таком месте. После ночи голышом на циновке — одеяло казалось роскошью. Наверно, мне действительно повезло, все могло обернуться куда страшнее, реши айнар оставить меня себе. А так… этот человек, Халид, не станет издеваться надо мной.
Значит, я теперь с ним…
Вечер уже, как-то резко стемнело… мне и правда лучше поспать. Вино шумело в голове…
Краем глаза я видела, как Халид снял кафтан, оставшись в тонкой сорочке, стянул сапоги… плеснул в лицо воды. Потом зажег лампу на столе, взял какие-то бумаги… Тихо. Цикады трещали где-то вдалеке за окном.
Как я попала сюда?
Подозреваю, что виновата сама. Очень глупо. Хотя я даже и предположить не могла.
К нам приезжала съемочная группа, снимали нас на парах, в коридоре, в столовой, в цветах на улице, видео, фото. Девушек. Сказали, что отбирают для участия в каком-то новом шоу. Заодно, за небольшую плату, можно получить профессиональную фотосессию, отличные фотографии и увеличить свои шансы попасть на телевидение. Мы с Машкой повелись, тем более, что фотки действительно очень понравились, я никогда еще так хорошо не получалась.
Нам на запястье поставили небольшой штампик, сказали — завтра подъехать на студию, нас пропустят.
Я не знаю, почему это именно так, не пропуск, не визитка, не телефон, по которому надо позвонить… Я не придала этому значение. Штампик и штампик. Это было в четверг. В пятницу мы с Машкой планировали поехать на студию, вечером отметить конец сессии. В выходные — на дачу…
Но в тот четверг, возвращаясь домой, в подъезде, я почувствовала, как рука под штампиком чешется, и все сильнее. Мне даже показалось, он начал светиться… я не поверила. Подумала — может, аллергия на краску, кто знает. Потерла… в лифте… а он вдруг вспыхнул огнем, светом, так ярко, до рези в глазах. Я зажмурилась…
До своего этажа так и не доехала. Очнулась на каменном полу…
— Эле-энке! — чей-то голос разбудил меня. Я заснула.
Приоткрылась дверь, тень скользнула в комнату.
— Еще не спишь? — спросила она.
Женщина. Нежный манящий голос, изящные движения, простое платье, подчеркивающее роскошные формы… Она подошла к столу, за которым сидел Халид, и присела на краешек, подвинув бумаги.
— Тяжелый день? — спросила она.
Он поднял на нее глаза, кивнул.
Не жена. «Энке» — это «господин», я уже успела понять. Рабыня? Любовница? Наложница? Или как тут принято? Может быть, у этого Халида целый гарем.
- Тебе нужно отдохнуть, — предложила она. Именно предложила, с таким намеком, от которого невозможно отмахнуться.
— Не сейчас, Ильса, — сказал он.
— Почему? — удивилась она. Потянулась через стол, попыталась взять его за руку.
Он подался назад, откинувшись на спинку кресла.
— Эле… я скучаю, — в ее голосе отчетливо слышен легкий упрек, покорность и обещание чего-то большего. Все сразу. Обещание неземного блаженства, если только господин обратит на нее свой взор. — Я почти не вижу тебя.
— Ты ревнуешь, — сказал он. Просто, буднично.
— Ревную, — согласилась она. — Разве у меня нет поводов ревновать?
Он не ответил.
Тогда она поднялась, очень быстро обошла стол и уселась к нему на колени, обняв за шею. Что-то шепнула на ухо.
— Ильса…
— М-мм? — удивилась она. — Хочешь сказать, я должна уйти? Эле, ты хочешь прогнать меня?
Такое искреннее недоверие… И — нет, он прогонять не стал. Я видела, как он потянулся и поцеловал ее. Она полезла ладонями ему под рубашку…
Не надо смотреть.