Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот

Кольберг не ответил, и со стороны казалось, что она всецело поглощена чтением. Гун была темноволосая и кареглазая, с правильными чертами лица и густыми бровями. Она была на четырнадцать лет моложе его – недавно ей исполнилось двадцать девять, – и она, как прежде, казалась ему очень красивой. Наконец он заговорил:

– Гун?

Она впервые за то время, что он находился дома, взглянула на него со слабой улыбкой и бессовестным чувственным блеском в глазах.

– Да?

– Встань.

– Пожалуйста.

Она загнула уголок страницы, на которой остановилась, закрыла книгу и положила ее на подлокотник кресла. Потом поднялась и встала перед ним, не сводя с него глаз, опустив руки и широко расставив босые ноги.

– Отвратительно, – сказал он.

– Что отвратительно? Я?

– Нет. Отвратительно, когда загибают страницы книги.

– Это моя книга, – сказала она. – Я купила ее на свои деньги.

– Раздевайся.

Она подняла руку к вороту и начала расстегивать пуговицы – медленно, одну за другой. По-прежнему не отводя от него взгляда, она распахнула легкий халатик и сбросила его на пол.

– Повернись, – сказал он.

Она повернулась к нему спиной.

– Красивая.

– Спасибо. Мне так и стоять?

– Нет. Спереди ты лучше.

– Неужели?

Она повернулась кругом и посмотрела на него с тем же самым вожделеющим выражением лица.

– А на руках ты умеешь стоять?

– Во всяком случае, до того, как с тобой познакомиться, могла. Потом в этом уже не было необходимости. Попробовать?

– Не нужно.

– Но я смогу…

Она подошла к стене, перевернулась, встав на руки и упершись ногами о стену. На первый взгляд без всякого труда. Кольберг с интересом смотрел на нее.

– Мне так и стоять? – спросила она.

– Нет, не нужно.

– Но я охотно буду стоять, если это тебе нравится. Если я потеряю сознание, прикрой меня чем-нибудь. Набрось что-нибудь сверху.

– Нет, не нужно, встань.

Она ловко встала на ноги и оглянулась на него через плечо.

– А если бы я сфотографировал тебя в таком виде, – спросил он, – что бы ты на это сказала?

– Что ты подразумеваешь под словами «в таком виде»? Голую?

– Да.

– Вверх ногами?

– А если и так?..

– Но ведь у тебя нет фотоаппарата.

– В самом деле нет. Однако это не важно.

– Конечно, можешь, если у тебя есть такое желание. Можешь делать со мной все, что тебе угодно. Я ведь уже говорила тебе это два года назад.

Он не ответил. А она по-прежнему стояла у стены.

– А что бы ты делал с этими фотографиями?

– Вот в этом-то весь вопрос…

Она подошла к нему и сказала:

– Теперь, по-моему, самое время спросить, зачем, собственно, тебе все это нужно. Если ты хочешь переспать со мной, то у нас есть прекрасная кровать, а если она тебя уже не устраивает, то есть замечательный диван. Мягкий и пушистый. Я сама его сделала.

– У Стенстрёма в письменном столе лежала целая кипа таких фотографий.

– На работе?

– Да.

– Чьих?

– Его девушки.

– Осы?

– Да.

– Наверное, смотреть на это было не слишком приятно?

– Я бы не сказал.

Она нахмурила брови.

– Вопрос в том, зачем они понадобились, – сказал Кольберг.

– Разве это имеет какое-нибудь значение?

– Не знаю. Но я не могу этого объяснить.

– Может, он просто любил их разглядывать.

– Мартин тоже так думает.

– По-моему, благоразумнее было бы иногда приезжать домой и смотреть на это живьем.

– Мартин тоже не всегда проявляет благоразумие. Например, он беспокоится о нас с тобой. По нему это видно.

– О нас? Почему?

– Наверное, потому, что тогда, в пятницу вечером, я вышел один.

– А он что, никогда не выходит из дому без жены?

– Тут что-то не так, – сказал Кольберг. – Со Стенстрёмом и теми фотографиями.

– Почему? У мужчин бывают разные причуды. Она хорошо выглядела на тех фотографиях?

– Да.

– Очень хорошо?

– Да.

– Знаешь, что мне следовало бы сейчас сказать?

– Знаю.

– Но я этого не скажу.

– Не скажешь. Это я тоже знаю.

– Что же касается Стенстрёма, то, может быть, он хотел показать фотографии друзьям. Похвастать.

– Вряд ли. Он был не таким.

– А зачем ты вообще ломаешь над этим голову?

– Сам не знаю. Может быть, потому, что у нас нет никаких мотивов.

– А, значит, ты это называешь мотивами? Думаешь, кто-то застрелил Стенстрёма из-за фотографий? Зачем же в таком случае понадобилось убивать еще восемь человек?

Кольберг долго смотрел на нее.

– Верно, – сказал он. – Резонный вопрос.

Она наклонилась и поцеловала его в лоб.

– Может, пойдем в постель? – предложил Кольберг.

– Прекрасная мысль. Но сначала я приготовлю бутылочку для Будиль. Это займет тридцать секунд. Как в инструкции. Встретимся в постели. А может, на полу или в ванне – где тебе будет угодно.

– В постели.

Она пошла в кухню. Кольберг встал и выключил торшер.

– Леннарт.

– Да?

– Сколько лет Осе?

– Двадцать четыре.

– Ага. У женщин пик сексуальной активности приходится на промежуток между двадцатью девятью и тридцатью двумя годами. Так утверждает американский сексолог Кинси[161].

– А у мужчин?

– В восемнадцать лет.

Он слышал, как она помешивает в кастрюльке кашу. Потом она добавила:

– Но для мужчин это определено не с такой точностью, у них бывает по-разному. Если, конечно, это тебя успокоит.