– Психопат может производить впечатление абсолютно нормального человека до тех пор, пока не произойдет нечто, что даст толчок высвобождению скрытой в нем болезни. Психопатия состоит в том, что какая-то черта или несколько черт характера данного человека сформированы ненормально. В остальном же он совершенно нормален в том, что касается одаренности, способности к работе и так далее. Людей, которые внезапно совершают массовые убийства, бессмысленные и вроде бы беспричинные, их друзья и родственники, как правило, считают рассудительными, хорошо воспитанными, и никто не ожидает, что они способны на такое. Большинство преступников, которых описали американцы, утверждают, что уже давно знали о своей болезни и пытались подавить в себе разрушительные тенденции, однако в конце концов поддавались им. Такой убийца может страдать манией преследования или манией величия, а также болезненным чувством вины. Нередко такой преступник объясняет свой поступок тем, что хотел добиться признания, или тем, что ему хотелось, чтобы о нем написали в газетах. Чаще всего за таким поступком скрывается жажда мести или желание чем-то выделиться. Преступник считает, что к нему плохо относятся, и он чувствует себя униженным и непонятым. В большинстве случаев у них наблюдаются серьезные сексуальные отклонения.
После этого монолога Меландера воцарилась тишина. Мартин Бек смотрел в окно. Он был бледен, с тенями под глазами и заметнее, чем обычно, ссутулился.
Кольберг сидел за письменным столом Гунвальда Ларссона и соединял его скрепки в длинную цепочку. Гунвальд раздраженно отобрал у него коробочку со скрепками.
– Я читал вчера книжку об Уитмене, – сказал он, – ну, о том, который застрелил с башни в Остине несколько человек. Какой-то австрийский психолог, профессор, доказывает в ней, что сексуальное отклонение Уитмена состояло в том, что он был одержим страстью переспать с собственной матерью. Вместо того чтобы ввести в нее фаллос, пишет этот профессор, он воткнул в нее нож. Не могу похвалиться такой памятью, как у Фредрика, но запомнил последнюю фразу этой книги, которая звучит следующим образом: «Потом он поднялся на вышку, которая была для него символом фаллоса, и излил свое смертоносное семя, словно любовные залпы, в Землю-Мать».
В кабинет вошел Монссон с неизменной зубочисткой во рту.
– О боже, что это вы такое говорите!
– Автобус тоже может быть своего рода сексуальным символом, – задумчиво произнес Гунвальд Ларссон. – Но только в горизонтальном положении.
Монссон вытаращил на него глаза.
Мартин Бек подошел к Меландеру и взял зеленую брошюру.
– Я хочу почитать это в спокойной обстановке, – заявил он. – Без остроумных комментариев.
Он направился к двери, однако Монссон, который вытащил изо рта зубочистку, спросил:
– Что я должен делать?
– Не знаю. Спроси у Кольберга, – коротко ответил Мартин Бек и вышел.
– Можешь сходить побеседовать с домохозяйкой, у которой жил тот араб.
Он написал на листке бумаги фамилию и адрес и протянул ее Монссону.
– Что происходит с Мартином? – поинтересовался Гунвальд Ларссон. – Почему у него такой кислый вид?
– Наверное, у него есть на то свои причины, – пожал плечами Кольберг.
Монссону понадобилось добрых полчаса, чтобы сквозь интенсивное движение стокгольмских улиц добраться до Норра Сташунсгатан. Когда он поставил свою машину напротив дома № 47, было несколько минут пятого и начало смеркаться.
В этом доме было два жильца с фамилией Карлссон, однако Монссон без труда вычислил того, кто ему был нужен.
К двери было приколото восемь картонок с фамилиями. На двух из них буквы были печатные, на остальных – написаны от руки разными почерками. Все фамилии были иностранные. Фамилии Мохаммеда Бусси среди них не оказалось.
Монссон позвонил. Дверь открыл мужчина с черными усиками, в мятых брюках и майке.
– Можно видеть фру Карлссон? – спросил Монссон.
Мужчина улыбнулся, демонстрируя ослепительно-белые зубы, и развел руками.
– Фру Карлссон нет в дом, – ответил он на ломаном шведском языке. – Будет быстро.
– Тогда я подожду ее, – сказал Монссон и зашел в прихожую.
Он расстегнул плащ и посмотрел на улыбающегося иностранца.
– Вы знали Мохаммеда Бусси, который здесь жил?
Улыбка на лице мужчины мгновенно исчезла.
– Да, – ответил он. – Это был ужасно. Ужасно. Мохаммед быть мой друг.
– Вы тоже араб? – спросил Монссон.
– Нет, турок. А вы тоже иностранец?
– Нет, – ответил Монссон. – Я швед.
– О, я думать, вы иностранец, потому что немножко запинаетесь.
Монссон строго взглянул на него.
– Я из полиции, – объяснил он. – Мне хотелось бы немного осмотреться здесь, если позволите. Есть еще кто-нибудь дома, кроме вас?
– Нет, только я. У меня выходной.
Монссон огляделся по сторонам. Прихожая была темной, длинной и узкой. Здесь стояли плетеный стул, столик и металлическая вешалка. На столике лежали газеты и несколько писем с иностранными марками. Кроме входной, в прихожей было еще пять дверей, в том числе одна двойная и две небольшие двери – очевидно, в туалет и кладовку.
Монссон подошел к двойной двери и открыл одну створку.