Рождённый в Третьем рейхе

У Катерины Савельевны сжалось сердце. Как она хотела избежать этого разговора! Они с мужем много лет ждали его и боялись. Она так надеялась, что скоро покинет этот мир и ей не придётся раскрывать сыну тайну! Теперь, когда её супруг уже в лучшем из миров, ей придётся одной всё объяснять. Она всю жизнь готовилась к этому разговору, подбирала слова, составляла речь. И всё же Петя застал её врасплох. Она растерялась, понимая, что в решающий момент забыла все слова, подготовленные ею к подобной беседе. Из памяти испарились все её аргументы.

– Видишь ли, Петя, – заговорила она после долгого молчания, судорожно подыскивая слова, – понимаешь, Петя… дело в том, что… Тебе, наверное, надо было всё рассказать давно, но мы с отцом не решались. Дело в том, что тогда, после крушения поезда… мы нашли тебя одного, все вокруг были мёртвые. Мы взяли тебя, потому что ты бы погиб один, не выжил.

Пётр Пантелеевич непонимающе смотрел на неё.

– Дело в том, что у нас был сыночек Петенька, он умер… Мы его похоронили в селе. Ехали оттуда и вдруг тебя увидели. А вы с ним – одно лицо. Мы с отцом всё время удивлялись, как так можно быть похожими. Только наш маленький был, худосочный, а ты – крепенький, ухоженный. Мы и взяли тебя. Как мы могли не взять? Так ты и жил под именем нашего Пети.

– Так я вам неродной сын? – потрясённо спросил Пётр Пантелеевич.

Мать кивнула. И продолжила:

– Когда мы ехали мимо места крушения, подошли к погибшим. Там были все мужчины и только одна женщина. Молоденькая совсем девушка… Мы с отцом почему-то решили, что это твоя мать… То есть не почему-то, а потому, что ребёнок должен быть при матери. И ещё мы подумали, что если тебя взяли с собой в такую опасную поездку, значит, тебя не с кем было оставить. Наверное, у тебя никого не было из родственников, раз тебя не оставили дома… Поэтому мы тебя и взяли… – Катерина Савельевна словно оправдывалась за свой поступок.

Пётр Пантелеевич не мог поверить услышанному. Нужно было время, чтобы привыкнуть к тому, что он только что узнал. Он нервно шагал по комнате. Потом достал семейный фотоальбом.

– Значит, на моих ранних детских фотографиях вовсе не я? – спросил он, рассматривая довоенные снимки маленького карапуза и своих родителей с мальчиком на руках – те самые, которые он считал своими.

– Да, – ответила Катерина Савельевна. – Это наш Петя. А ты очень похож на него, у тебя, наверное, в детстве были такие же.

Пётр Пантелеевич замолчал. Как же теперь жить, зная, что ты вовсе не Пётр Пантелеевич Семешко, у тебя совсем другое имя, которого ты не знаешь, но ты всю жизнь прожил под чужим именем и шёл не своей дорогой.

Он сидел, низко опустив голову. Но мать ещё не всё сказала. Она колебалась – говорить или нет, но всё же решила, что раз уж пошёл такой разговор, то надо выкладывать всё начистоту.

– Немчик ты у нас, Петруша, – сказала она.

– Что? – не поняв, вскинул голову он.

– Тот эшелон… ну, который… который сошёл с рельс… он был немецким… Ты первое время по-немецки лопотал, пока не перешёл на русский…

Ну, это уже слишком! Столько новостей сразу! Петру Пантелеевичу стало трудно дышать. Он ослабил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу сорочки. Подошёл к окну и задумался. Выходит, он немец? Как же так? Ведь он был патриотом своей Родины, он очень любил свою страну, свой народ. А как он болел за наших спортсменов! Как он гордился победами советской сборной на Олимпиадах! А теперь получается, что вся его любовь к Родине и гордость за её достижения – это фальшь? Раз он немец, значит, он должен любить другую Родину?… Да какой же он немец, если прожил здесь всю свою сознательную жизнь и другой Родины не знал? Нет, всё-таки немец, ведь оттуда, из Германии, его корни, его предки, его гены…

Катерина Савельевна незаметно подошла к нему сзади и взяла его за локоть.

– Не мытарь себя, Петенька, – говорила она, понимая, что сейчас происходит в душе воспитанного ею сына. Она давно готовила эти слова для него: – не рви себя пополам, не дели на немца и русского, не пытайся выбрать одно и отречься от другого. Германия и Советский Союз – это два твоих крыла. Без любого из них ты не смог бы лететь. Смотри, каким достойным и уважаемым человеком ты стал, сколько людей пришли тебя поздравить с юбилеем, как тебя все любят и уважают. У тебя две Родины, обе они и помогли тебе стать тем, кем ты есть сейчас. Не надо выбирать, какая из них лучше, какой народ ближе – у тебя две Родины и два братских народа.

Пётр Пантелеевич обернулся и, наклонившись, обнял мать.

– Почему же ты мне раньше ничего не говорила?

– Чтобы не было тебе неприятностей, сынок, – ответила она. – Шибко мы за тебя боялись, чтоб тебе это не повредило.

– Ну что ты, мама, такое говоришь? Что бы со мной могло произойти? Чем это могло мне повредить?

– Ой, не скажи! Из лётного-то училища тебя отчислили. А почему?…

* * *