Оберштурмбанфюрер Кирш, оставшийся следить за обстановкой, невзлюбил Лауру. Когда Август попадался ему на пути, он разражался грубой бранью и кричал, что пристрелит пащёнка, если тот будет болтаться у него под ногами.
– Развели детский сад! – кричал он. – Заберите его, а то пристрелю или растопчу!
Лаура считала дни, когда им удастся уехать на юбилей матери и оставить там ребёнка. Но она не знала, какого врага приобрела в лице Кирша. Когда формировался очередной эшелон на фронт за ранеными, Кирш приказал Лауре отправляться туда.
– И выродка своего не забудьте взять с собой, – с явным удовольствием говорил он.
Пауль не мог остаться в стороне, он изъявил желание отправиться с семьёй на фронт. Тем более что Дитер Мюллер тоже был в составе бригады врачей.
Так они отправились в санитарном эшелоне на фронт. Пока ехали туда, вагоны были пусты и военные врачи занимались, кто чем мог. Для них это был отдых от каждодневных стояний у операционного стола. Пауль не отходил от любимой жены, а Августом занимался Дитер. Он учил его делать из бумаги разные фигурки, показывал фокусы и рассказывал про Ундину и Лореляй. За окном мелькали разрушенные города и сёла и живописные пейзажи. Август с интересом всматривался в окно. Ему нравилось наблюдать за жизнью чужой страны. А Лаура изучала график движения эшелона, чтобы успеть вернуться в Джанкой и потом поехать к матери.
– Вообще-то, мы успеваем к ней на юбилей. Если не попадём под обстрел или бомбёжку, если не будет никаких непредвиденных ситуаций, мы приедем назад вовремя. И сразу поедем в Германию, – говорила она.
– Как бы Кирш не испортил нам всего. Вдруг он откажет нам в отпуске? – предположил Пауль.
– Ради того, чтоб я отвезла Августа, он нас отпустит, – сказала Лаура, до конца не веря в правоту своих слов.
– А ради того, чтоб досадить тебе, он может отменить наш отпуск, – ответил Пауль. У него было больше уверенности в своих словах, чем у Лауры. Впрочем, всё равно они надеялись на лучшее: ведь их сентябрьский отпуск был заранее утверждён начальством.
Прибыв к линии фронта, они стали принимать раненых. В вагоны заносили искалеченных людей. Вскоре все вагоны заполнились стонущими, в окровавленных бинтах солдатами и офицерами. Каждому из них требовалась помощь. Кому-то операция, кому-то ампутация… Кто-то кричал, кто-то стонал, кто-то мужественно переносил боль. Для врачей был непочатый край работы. Август остался предоставленным самому себе. В купе проводника он скромно сидел у окна и смотрел на проносившиеся мимо него леса и поля. И вдруг вокруг поезда стало всё взрываться, огромные массы земли взлетали в воздух, с верхних полок падали раненые. От взрывной волны вылетело оконное стекло и, полоснув Августа по лбу, разбилось вдребезги и разлетелось по полу. Мальчик ойкнул, приложил ладошку ко лбу, а потом посмотрел на неё – она была в крови. Кровь стала заливать его костюмчик. Август испугался не на шутку, даже заплакал, но потом вспомнил, что рядом с ним люди с ещё более страшными ранами и замолчал.
Эшелон всё также нёсся дальше, не останавливаясь. В вагон пришёл Дитер Мюллер, он стал помогать поднимать на вторую полку упавших раненых, попутно выясняя, кому нужна помощь, кто пострадал от взрывов. Заглянув в купе, доктор Мюллер обомлел: маленький Август, весь в крови, смотрел на него испуганными глазами. Он не плакал. Вокруг лежали осколки битого стекла, а в разбитое окно врывался ветер.
– Что с тобой? – доктор Мюллер стал осматривать малыша. Пока его родители спасают жизнь другим людям, доктор Мюллер должен помочь Августу. Убедившись, что у него на лбу всего лишь неглубокий порез от пролетевшего по касательной стекла, он промыл и обработал рану, наложил повязку.
– Теперь переодеться надо, – сказал он. – У тебя есть другая одежда?
Август кивнул, хотя это оказалось больно. Дитер нашёл другой костюмчик, переодел его, окровавленную одежду забрал.
Лаура и Пауль лишь через несколько часов, завершив операцию, смогли вырваться к сыну. Увидев забинтованную голову мальчика, Лаура прижала его к себе: «Прости меня, мой малыш…»
– Мы на войне, – выдавил из себя Пауль. На нём лица не было, когда он смотрел на сына.
Чем дальше они отъезжали от линии фронта, тем становилось спокойнее. Бомбёжек и обстрелов не было. Правда, существовала вероятность вылазки партизан, об их коварстве все знали. Они могли подложить взрывчатку под железнодорожное полотно. Но пока такого не случалось. Настроение поднималось: до Джанкоя оставалось несколько часов пути. Рано утром они должны прибыть в пункт назначения. Лаура уже предвкушала радость от поездки на родину, но одна мысль её пугала: как она покажет матери Августа с забинтованной головой? Фрау Эльза, конечно же, строго отчитает Лауру за то, что подвергла мальчика смертельной опасности. Но она же не предполагала, что их пошлют на фронт…