Розовый Дождь

— Тем лучше! Никто, даже твоя Фея, никогда не узнает о них — не правда ли? У меня это уже пятая тысяча пошла…  И все в меня, как один…  — в глазах Лоры промелькнула гордость.

Мужчина на миг прекратил целовать кругленькие щечки и выпуклые лобики детишек и с удивлением, если не сказать, с легкой неприязнью посмотрел на Лору, а та лишь улыбнулась:

— Да, мы не такие как вы, люди…  У нас, как у моря, нет ничего постоянного — и до тебя их были — тысячи, и после тебя будут — тысячи…  Что поделаешь, я — матка этого подводного улья и только я могу давать неограниченное число потомства. А это значит, на мне лежит основная ответственность за увеличение нашего рода — так что не обессудь…

Мужчина понимающе кивнул, а детки, продолжая верещать, уже забрались ему на плечи и теперь теребили его своими цепкими когтистыми пальчиками за все, за что только можно было теребить — за волосы, за уши, за края туники, за щеки. Они ползали по нему как сущие обезьянки и все кричали: «папа, папа, папка, папа»!

— Но если бы ты только согласился стать нашим королем — не было бы больше никаких тысяч…  — почти шепотом произнесла Лора и села рядом с мужчиной на мягкий прибрежный мраморно-белый песок и прикоснулась своей рукой к щеке мужчины.

— … И ты перестала бы тогда быть маткой? — с блеснувшим в глазах огнем любопытства спросил мужчина.

— Да. Я бы стала обычной русалкой…  какой я всегда мечтаю быть…

Но в этот момент дети так сильно навалились на плечи своего только что обретенного отца, что он не удержался и бултыхнулся прямо в воду, а когда вынырнул — заливисто, во всю глотку, весело рассмеялся, и смех его был в унисон подхвачен шестью писклявыми голосочками…

5.

Чудовище остановилось, не долетев всего каких-то пару сотен шагов до земли, а потом языки пламени стали стремительно спадать. Сквозь огненное марево можно было уже различить человеческое лицо, руки, торс…  А ещё через несколько мгновений Люк бессильно упал на дымящуюся землю, тяжело дыша и отдуваясь.

— Теперь ты понимаешь, почему я не разрешила твоему возлюбленному остаться в нашем королевстве? — грустно улыбнулась королева Лора, помогая встать с земли все ещё не оправившейся от пережитого ужаса Марине. — Он — оборотень по рождению, солнечная природа когда-нибудь окончательно сожжет в нем все человеческое…  Если бы не зеркальце правды, от нас с тобой, как и от всего острова — не осталось бы даже и пепла…

В это время с трудом с земли встал Люк. Костер уже почти погас, лишь отдельные угли ещё просвечивали ярко-красным огнем из под пепельно-серой коросты поленьев. Где-то на востоке уже начинало светать, куда-то пропали, как сквозь землю провалились русалки и их мохнатые спутники. Утренний туман клубился над рекой, но птицы петь ещё не начинали, лишь изредка — то там, то здесь в реке плескалась рыба.

Волосы Люка были спутаны, он чувствовал жар внутри, белки глаз были почти красными от лопнувших сосудов.

— Я видел отца, там, в этом зеркале, да? — указал он дрожащей рукой на маленький в простенькой медной оправе ничем не примечательный внешне предмет дамского туалета в руке у Лоры.

— Возможно…  — ответила она, сжав губы. — Зеркало непредсказуемо, я не могу знать, ЧТО ты видел в нем…

— Я знаю, я видел своего отца, о котором ты ничего не хотела мне говорить там, в Чертоге, я это чувствую. Его зовут «Принц», не правда ли? Я хочу знать! Я хочу его видеть!

— Нет! — взвизгнула Лора и зашипела как змея. — Ты должен уйти — и уйти отсюда — и из моих владений, и из людских тоже — навсегда!

— Но ПОЧЕМУ?!

— Разве ты ещё не понял?! Ты — оборотень, ты не контролируешь себя, в любой момент ты можешь снова стать чудовищем, испепеляющим все вокруг! И к твоему отцу я тебя не пущу — ты слишком опасен!

Люк понурил голову и по его щекам потекли слезы, которые, впрочем, тут же испарялись — кожа на его лице была ещё слишком горячей…

Марина же зарыдала и опять бросилась на колени перед своей госпожой.

— Ваше Величество, но неужели ничего нельзя сделать, а? Но он же не винов-а-а-а-т! А зерка-а-а-а-а-льце…

Лора грустно улыбнулась, пряча зеркальце в невидимый глазу карман платья.

— Люк — сын родителей, инфицированных частицами солярного вещества. Он — мутант и изменить его природу также невозможно, как превратить обезьяну в человека. Когда солярная природа возьмет свое, не поможет даже зеркальце, ведь суть этой магической безделушки — пробуждать в человеке истинную природу — добрую или злую. Но если в нем истинной природой станет солярная — и пробуждать больше будет нечего, а это произойдет — рано или поздно…

— Но Азаил…