Унылая лента скоростной трассы для самодвижущихся повозок тянется, извиваясь, какой-то причудливой фиолетово-черной змеёй. Жаркий, такой невыносимо жаркий день близится к концу, далеко на западе красный диск солнца вот-вот соприкоснется с линией горизонта. В какой уже раз солнце готовилось умереть, оставив лишь ошметки своей крови на ватных хлопьях облаков у кромки земли.
По этой дороге, посреди покинутых, брошенных полей такой же унылой змеей тащились несколько сотен беженцев на жалких телегах, запряженных лошадями или быками везя свой убогий скарб — большую часть вещей пришлось бросить в покинутых домах. Это шли неудачники. Те, кто не успели захватить аэроны и мобили и улететь или укатить на них. Даже при всем размахе предпринимаемых Советом по Благоустройству Целестии преобразований до сих пор не удалось обеспечить современными средствами передвижения все многомиллионное население Содружества. И те и другие были пока, увы, только общественным, а не частным транспортом, а потому, кто успел, как говорится, тот и сел…
Колонна двигалась очень медленно, периодически вставая из-за сломанной телеги или взбрыкнувшей лошади. Плакали маленькие дети, кто-то причитал, большая часть мрачно молчала — проявлять эмоции не было сил. После того, что увидели эти несчастные — как за считанные часы исчезали целые графства, целые города-миллионеры, как люди в считанные часы гнили заживо от укусов непонятных тварей — им было уже все равно, лишь бы поскорее убраться подальше от этого ада, оставить между собой и следующей по пятам тьмой как можно больше миль. О том, что рано или поздно кромешная тьма их нагонит, старались не думать…
Юный Асмунд тоже не плакал и не причитал. Хотя ему было только шестнадцать, но он старался изо всех сил вести себя как взрослый, ведь теперь он был главой семьи. Отец исчез пару дней назад, когда уехал на ярмарку в главный город графства Бергстад. Те, кто выжил, рассказали, как он с большим удовольствием смотрел на рыночной площади выступление какого-то скомороха в маске и гриме. Скоморох сказал, что покажет какой-то совершенно новый фокус и просит уважаемую публику не расходиться. А потом он достал какую-то коробочку и из этой коробочки пошел какой-то дым, дым в считанные мгновения заполнил всю площадь, во мгле появилось какое-то движение… И вот уже муже- и женообразные твари бросились в толпу и грызли всех направо и налево! Отец не смог спастись…
Маму он потерял уже на следующий день после гибели отца. Она обрабатывала раны какому-то выжившему мальчику, спасшемуся из той ярмарки, а потом… Она умерла быстро… Теперь тех, у кого находили черные пятна на коже, избавляли от мук по благословению святых отцов быстро и безболезненно — нельзя было, чтобы зараза распространялась и угрожала всему сообществу, тем более, что она была все равно неизлечима. И теперь Асмунд остался за старшего. У него на руках — точнее, на маминой телеге, запряженной гнедой кобылой Мерри, — остался его младший брат, десяти лет, и малышка сестренка, трехлетняя крошка. А потому Асмунд не мог плакать. Никак. Просто не имел на это права!
Правда, ему помогали. Хотя из его родни не выжил никто — все поехали на эту проклятую ярмарку! — но зато ему помогал их деревенский приходской священник, отец Эйсмер — добродушный увалень с круглым румяным лицом и небольшим брюшком, с всегда потной тонзурой на макушке, которую он вытирал шелковым платочком. До Вторжения это был самый любимый и уважаемый человек в деревне. Добрый, мягкий, понимающий, он хоть и читал по складам, а службу правил наизусть, зато всегда всем помогал, всегда готов был выслушать чужое горе и помочь — и словом, и делом. Его матушка и дети погибли на той же ярмарке, а потому забота об Асмунде и его брате с сестренкой, которых он знал с рождения, стала для него особенно важным делом. Асмунд держал поводья лошади, а отец Эйсмер только-только убаюкал малышку на своих коленях. Он осенил её знаком Создателя и она улыбнулась во сне.
— Святой отец, скажите, почему Создатель допустил этим чудовищам жить на свете? Вы ведь говорили нам на службах, что Он добрый и заботится о людях? Почему всемогущие поднебесные владычицы нам не помогают и не защищают нас? — не выдержал Асмунд и высказал то, что всю эту страшную неделю мучило его и днем, и ночью.
— Пути Создателя неисповедимы, сынок, — вздохнул отец Эйсмер и грустно улыбнулся. — Но я знаю одно — все, что Он делает, исполнено смысла и все пойдет нам на благо… Да, и ещё, — в конце концов, все обязательно закончится хорошо!
— Правда? — с чисто детской непосредственностью воскликнул Асмунд — отцу Эйсмеру он верил безоговорочно, ведь его устами говорит на службе сам Создатель! — Честно-честно?