— Честно-честно! — грустно улыбнулся отец Эйсмер и на миг его круглое добродушное лицо просветлело… . Но только на миг. А потом он взглянул назад, на запад, на заходящее кроваво-красное солнце и опять на его лице резко обозначились морщины — морщины заботы и тревоги. Он сложил руки на груди и, закрыв глаза, стал читать молитву Закату — молитву, посвященную заботам о посмертной участи человеческих душ. Асмунд не посмел ему в этом мешать.
Но и ему стало как-то не по себе. Конечно, твари могли нападать когда угодно, и днем, и утром. Но всё-таки ночь они любили больше всего. Ночью они были особенно сильны. Ночью их сложнее было заметить, дать сигнал тревоги, ночью от них сложнее убежать. А потому красное око заката пугало всех, особенно на этих покинутых людьми землях. Местные жители бросили их намного раньше, чем здесь показалась колонна из графства Бергстад.
Да, Асмунду было не по себе, как и остальным, но он старался держаться, тем более, что у него было то, что придавало ему уверенность в себе… ОРУЖИЕ! Да, у него, Асмунда, вчерашнего мальчишки, было настоящее оружие — отцовский охотничий лук со стрелами, длинный охотничий нож и его собственная дубинка — Асмунд преуспел в этом самом любимом развлечении деревенской молодежи (после стрельбы из лука и кулачных боев, конечно же) — бое на палках! Втайне Асмунд даже хотел, чтобы на него кто-нибудь напал, чтобы на нем испробовать свое вооружение и стрелять не по мишеням или уткам, а по врагу; мутузить не деревенских соседских мальчишек, а диких тварей из Леса! Но при этом он хотел бы, чтобы его братишка и сестренка, да и отец Эйсмер были бы где-нибудь очень, очень далеко…
Протяжный вой охотничьего рога возвестил всем участникам поезда о том, что пора останавливаться на ночлег — в самом деле, менее чем через полчаса закат сменится густыми как сливки сумерками. Телеги одна за другой съезжали на обочину. Старшие каждой полусотни — обычно самые крепкие мужики — уже суетились и подгоняли лошадей и быков плетками — предстояло построить вагенбург — походную крепость из повозок. Хотя вдали виднелись многоэтажные прямоугольники покинутой деревни, но ночевать там боялись — там могла быть и засада, и зараза — хотя с точки зрения обороны здания из розового прочного бетона подходили лучше повозочного городка. Позапрошлая ночевка в таком брошенном селении в 80 милях отсюда обошлась слишком дорого…
Наконец, мычание и ржание сотен животных, щелчки плеток и ругань погонщиков прекратились, и правильный прямоугольник из повозок был построен, а сами повозки связаны друг с другом крепкими кожаными ремнями. На сторожевые посты заступили наиболее зоркие и меткие охотники, а остальные занялись всем необходимым для ночлега — кто-то разводил костры и грел воду для похлебки, кто-то рубил дрова, кто-то расстилал соломенные матрацы. На тяжелую работу направили тех немногих големов, которых удалось увезти с собой (большая часть големов отключилась, попав в зону действия черного тумана), а плюшевые зверята, изрядно обтрепавшиеся за эти дни (у кого не хватало пуговичного глазика, у кого — оборвано ухо, у кого — вываливалась вата), принялись готовить нехитрые блюда или успокаивать и переодевать детей. Каждому нашлось свое место.
А потом — общая молитва Ночным Светилам, которой руководил отец Эйсмер и ещё десяток выживших священников, и торопливый и тревожный ужин при факелах.
Весь ужин Асмунд мечтал только об одном — чтобы его отправили в ночной дозор. В самом деле, ведь он лучше всех мальчишек своей деревни лазал по деревьям и лучше всех стрелял из лука! Вон, в позапрошлую ночь брали же несколько парней! И то — прошляпили! Твари застали их врасплох! Слава Создателю, их было немного и удалось тогда отбиться кое-как…
Асмунд мечтательно зажмурил свои большие серые глаза, на время забыв про похлебку, и представил себя среди других дозорных. Вот его темно-русые до плеч волосы закрывает зеленый капюшон охотника, в его руках лук, за спиной колчан стрел, а у пояса — охотничий нож. Вот он стоит и смотрит куда-то в темноту и вот, когда все заснули — именно он — да, именно он и никто иной! — один не спит и вовремя поднимает тревогу…
— … Нет, Асмунд, в дозор ты не пойдешь, — устало и как-то потерянно сказал Герхард, старший их колонны — он тоже потерял всю свою семью. — У тебя брат и сестра, ты нужен им. Поверь, малыш, — он ласково потрепал Асмунда по плечу, — на твою долю ещё выпадет множество подвигов, но только не этой ночью. Кроме тебя, у твоих младших никого нет… — голос Герхарда дрогнул и пресекся. Он поспешно отвернулся и скрылся в темноте, за пределами видимости костра.
Вот уже третья по счету просьба Асмунда была отвергнута.