Розовый Дождь

Первосвященник торжественно, не торопясь восходит по ступенькам к алтарю и алтарь, испускающий золотистое свечение, начинает переливаться всеми цветами радуги. На престоле уже лежит золотой венец-диадема, украшенный бриллиантами. Внезапно пронзительный перезвон колоколов и пение хорала стихают. Первосвященник при гробовом молчании берет венец, а принц Гастон смиренно опускается на колени на заранее положенные пажами пурпурные шелковые подушечки. Первосвященник с венцом в пухлых руках, круглое румяное жизнерадостное лицо которого совершенно никак не вязалось с серьезным и торжественным выражением, которое оно вынуждено было сейчас принимать, произнес:

— Сын мой, наследный принц Гастон Кронбургский, от имени Создателя я, недостойный его слуга, спрашиваю тебя, клянешься ли ты верой и правдой служить Создателю этого неба и этой земли, сотворившему все из небытия?

— Клянусь, — немного дрогнувшим от волнения голосом, но четко и ясно сказал Гастон.

— Клянешься ли ты верой и правдой служить благу твоего народа во исполнение заповеди Создателя — любить своих ближних, как самого себя?

— Клянусь.

— Клянешься ли ты верой и правдой служить Священным Принципам Порядка и Процветания как наиболее полному выражению святой воли Создателя и тем силам, которые поставлены Им для исполнения этих принципов в Нижней Целестии…

Формулы вопросов, как и формула клятв, была стандартной для всех королей — не только Авалона, но и всех остальных королевств-членов Содружества — и произносилась она механически. Троекратный вопрос Первосвященника, троекратная клятва и — под гром хорала и перезвон колоколов, торжественное водружение венца на голову наследного принца. Этот ритуал повторялся сотни тысяч раз в людских королевствах без малейших изменений. А потому Первосвященник, задавая третий вопрос, одновременно уже опускал свои румяные пухлые руки с короной на голову Принца Гастона, но на этот раз, совершенно неожиданно, возник сбой…

Вдруг, вместо ожидаемой клятвы, возникла пауза — и руки Первосвященника остановились на полпути к голове коронуемого.

По всей публике, свите и даже хорам прокатилась волна глухого ропота. Брови Первосвященника поползли вверх, лысина под конусообразным головным убором покрылась испариной — ему уже было под девяносто лет и короновал он уже двадцать пятый раз — и впервые произошла осечка.

— Святой отец, я не могу дать такую клятву! — раздался дрожащий от волнения, но тем не менее ясный и громкий голос принца Гастона.

Весь собор просто взорвался гулом возмущения, свита из королей и «принцев крови», окружавшая Гастона, отшатнулась от него как от зачумленного, как и сам Первосвященник. Гастон же между тем встал с колен и посмотрел прямо в глаза священнослужителю, и тот не выдержал пронзительного и безумно-смелого взгляда его серых глаз.

Народ бушевал, и если бы не сильные руки стражи в бело-черных плащах, при помощи алебард сдерживавших толпу, то она бы ворвалась в алтарь и растоптала бы наверное насмерть всех там присутствующих. Такого богохульства никто не смог бы стерпеть! Народ ревел, стражники едва не падая держали строй, сквозь запасные ворота вбегали десятки и десятки новых — крик стоял такой, что ничего не было слышно. Торжества были безвозвратно испорчены…

Впрочем, принц Гастон отвернулся от побелевшего как бумага пухлого лица Первосвященника и, повернувшись спиной к престолу и лицом к толпе, властно воздел руки. И жест его был настолько исполнен величия и силы, а лицо его — благородства и решительности — губы сжаты в тонкую нить, челюсти — так, что выступили желваки, а красивые черные как южная ночь глаза, казалось, едва не испускали испепеляющих лучей — так они горели! — что толпа вдруг сама собой стихла и успокоилась. Воцарилось гробовое молчание.

— А теперь слушайте вы, свободные граждане королевства Авалон и королевств-членов Содружества, ибо говорю я, по праву рождения король Авалона и президент Содружества, я, Гастон I, слушайте и не говорите потом, что вы не слышали.

Молчание такое, что слышен даже шелест женских юбок и лязг ножен шпаг на поясах дворян.

— Я не могу поклясться Священным Принципам, как клялись все мои предки, все 39 999 Роландов Кронбургских и не могу поклясться, дабы не стать в будущем клятвопреступником…

Гробовое молчание.

— … Ибо ровно через 10 лет, минута в минуту, знайте, о, люди, прекращается действие договора об Опеке, подписанного между представителями Сообщества Небесных Владычиц и представителями Содружества суверенных королевств, который гарантирует соблюдение Священных Принципов на территории Нижней Целестии. И если этот договор прекратит свою силу, я не могу сейчас, перед престолом Создателя, поклясться в том, что буду ему следовать.

А потом, повернувшись лицом опять к Первосвященнику и буквально впившись в его испуганные бегающие карие глазки прямым и несгибаемым как меч взглядом черных глаз, он властно воздел руку и сказал:

— А потому я повелеваю тебе, Твое Святейшество, как король Авалона по праву рождения, совершить таинство коронации БЕЗ третьей клятвы!