Не произнося ни слова, я осторожно обошла Селена по дуге, помня о своих красных волосах и завете Принца не соприкасаться с ним, и опустилась на стул, предварительно оттащив его за спинку на самый дальний край стола. Селен проводил меня взглядом задумчивым, но не удивлённым, и, пожав плечами, тоже подвинул свой стул так, чтобы сидеть рядом. Похоже, он и в самом деле не понял, что отсаживалась я не от вазы с пышными сухоцветами, которые уже изрядно насыпались в тарелки, а от него.
– Сегодня осенний Эсбат, – сообщил он, пока я искала столовые приборы под ворохом бронзово-жёлтых листьев, аромат и шелест которых переносил меня в далёкие и дикие леса. Найдя в конце концов одну только ложку, я принялась разделывать мясо ею, проглотив и расспросы, и тревогу, поднявшиеся во мне от известия Селена. Но мысленно в голове посчитала: война началась ещё в месяц зверя, значит, я здесь уже несколько дней… Сегодня первое полнолуние месяца жатвы. – А помнишь летний Эсбат? Как мы танцевали под тисовым древом, а потом целовались под яблоками? Раньше я никогда не присутствовал на народных гуляниях во плоти. Это ты показала мне их. Лишь мельком, когда я только-только появился, то видел, как деревенские встречают и весну. Они тогда разожгли огромный костёр, потушив очаги во всех прочих домах, и стали прогонять через него скот, подгоняя тот хворостиной, а затем прыгали через костёр сами. А как встречают осенний Эсбат? Вот так, как мы? Я правильно украсил зал? Возможно, стоило спросить тебя, но ты спала излишне крепко и ни на что не реагировала. Наверное, оттого что наше приземление было… неудачным. Я случайно стукнул тебя головой, когда садился. Вторить драконьей сути сложнее, чем людской, тем более я принимал её второй раз в жизни. Следовало попрактиковаться, извини…
Селен говорил, говорил, говорил. Выплёскивал всё без разбора, как обычно, слишком истосковавшись в одиночестве, а я всё так же молчала. Только потёрла голову в области затылка, где нащупала шишку, как доказательство той самой «неудачной посадки», а затем снова сосредоточилась на своей тарелке. Что-то с ней было не так. Сначала мясо не поддавалось ни ложке, ни ногтям, и я решила, что дело в неудачно подобранном куске говядины, поэтому целиком поднесла его ко рту, но…
– Сколько этой пище дней? – спросила я.
В полумраке, за бестолковой болтовнёй, собственным отчаянием, затхлостью пещеры и пряностью осенних листьев, я и не заметила, что ужин состоит из одной трухи. Жаркое было таким же испорченным и ссохшимся, как вся остальная пища у нас в тарелках. Овощи исходили вязкой горькой слизью, а хлеб оказался зелёным вовсе не из-за специй и тимьяна в муке, а из-за плесени, покрывшей его деревянным налётом. Из съедобного на столе не было абсолютно ничего, поэтому, отодвинув тарелку, я потянулась к кувшину с водой, желая хотя бы напиться вдоволь, но и там не оказалось питьевой воды – лишь солёная, морская.
Селен знал, что людям надо питаться, но не знал, чем именно.
– Что-то я принёс, когда ты навестила меня впервые, а что-то, пока ты спала… Тебе не по нраву еда, госпожа? Слишком пресная? Или слишком солёная? – спросил он обеспокоенно и положил себе в рот тот же кусок, который я выбросила из рук, плюясь. Селен прожевал его легко и даже не поморщился… пока не проглотил. Затем лицо его вдруг исказилось, и он закашлялся, смеясь: – Ох, до чего же мерзко, право слово! А ведь до сегодняшнего дня я не чувствовал вкуса, язык был точно кусок железа. Но теперь, когда ты наконец-то рядом… Всё меняется. И эта еда определённо не то, чем я хотел бы угостить тебя в столь знаменательный день. Фу!
Я поджала губы, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту – не то от осознания, что Селен, похоже, постепенно забирает себе даже мои органы чувств, не то от самого его смеха. Тот непростительно напоминал смех Соляриса, оставшегося где-то далеко-далеко. «Нужно лишь продержаться подольше. И попробовать найти Сенджу», – напомнила я себе и глубоко вздохнула. Это означало никакой вражды, никакой грубости. Здесь я гостья – не королева, но и не пленница. Именно так мне подобало себя вести, пока это было возможно, несмотря на всё, что Селенит сделал и что я хотела содеять с ним за это.
– Селен…
– Да, госпожа?
– А где остальные?
– Остальные?
– Ну, слуги или твои помощники, – сказала я осторожно, решив начать издалека. – Кто-то же накрывал стол, пока ты носил еду, меня приодел, да и осеннее убранство собрал, листья…
– Всё делал я один. Здесь никого больше нет, – ответил Селен и улыбнулся от уха до уха. – Только мы двое.
Я побледнела. Мысль о том, что Сенджу куда-то ушёл или я неверно поняла Селена и его нет здесь вовсе, невольно перебила другая: получается, это он меня и переодевал. Кожа тут же зачесалась, как от пыли, и я беспокойно заёрзала на стуле, оттянула пальцем ворот платья, ставший слишком узким и тугим. Впрочем, неприкосновенность моего девичества – последнее, о чём мне стоило волноваться, будучи взаперти один на один с вездесущей пустотой.
– Мы здесь точно одни? – принялась выпытывать я снова.
– Абсолютно точно, госпожа.