Рубиновый лес. Дилогия

Единственное, что ему не удалось повторить, – это стены. Неровные, губчатые и тёплые на ощупь, цвета шафрана, выцветшего на солнце, – не то камень, не то застарелое дерево. Там, где в моих покоях располагались витражные окна с царапинами от когтей Соляриса, слишком часто пробирающегося через них, пещера оставалась пещерой. Только одна узкая прямоугольная выбоина, словно трещина, вела на балкон, что на поверку был обычным плоским выступом над пропастью моря. Высокие изумрудные волны вздымались под ним, как упряжка лошадей с белыми гривами, и лизали подножие того, что оказалось одновременно и горой, и замком, вырезанным прямо в ней. До меня волнам было не достать, а мне – до них: стоило лишь мельком глянуть вниз с балкона, как даже у меня, привыкшей к высоте, голова пошла кругом.

Вцепившись пальцами в шершавую стену, чтобы не потерять равновесия, я подступила к самому краю выступа, судорожно ища сушу или хотя бы её размытые очертания вдалеке. Но под замком не было ни берега, ни мыса, ни причала, а впереди тянулась сплошь изумрудная и бескрайняя вода. Словно посреди моря стоял голый валун, на самую вершину которого Селен меня и посадил. Выше были только кудрявые облака и несколько остроконечных каменных выступов, тающих в них. Зелёные волны и синее небо образовывали идеально ровный горизонт, похожий на шов.

С заколотившимся сердцем я возвратилась в комнату и огляделась ещё раз. В отражении трюмо на меня смотрела незнакомка: перламутровая броня исчезла, уступив место крестьянскому платью с орнаментом Найси, больше меня на два размера, а потому подпоясанное ремнём. Волосы лежали за спиной толстой косой, и мёда в ней почти не осталось – одна только кровь против белокурой пряди толщиной с ладонь. От этого вида – от того, как я перестаю быть самой собой, – мне вконец подурнело. Серьга-талисман, с которой я не расставалась с десяти лет, пропала тоже, как и все мои вещи – от поясной сумки и ножен до совиной маски из злата. Я обыскала каждый угол в комнате, каждый ларец, но так и не сумела отыскать их. Зато нашла женские наряды в платяном шкафу из разных туатов, явно принадлежавшие разным же женщинам. Среди них были даже свадебные и детские. И тоже в пятнах засохшей крови.

В конце концов неисследованной осталась только дверь – добротная и одностворчатая, в сторону которой я смотрела лишь искоса, боясь даже представить, что ожидает меня за ней. Из-под неё текла темнота, сталкиваясь с солнечным светом, просачивающимся с балкона, а тишина шептала о притаившейся беде. Я прислонилась к двери ухом, но, так ничего и не услышав, отпрянула назад, не притронувшись к ручке. Вместо этого я забилась в свободный угол между балконом и постелью и обхватила себя руками в попытке утешиться, раскачиваясь взад-вперёд.

Это был остров Селена. Остров, который я видела в своих снах и с которого мне не было суждено выбраться. Если только…

«В том доме, что Сенджу возвёл для нас, никто нас не найдёт», – сказал Селен, прежде чем похитить меня из Керидвена. Вот, значит, куда всё это время указывала стрелка заговорённого компаса Ллеу. Она вертелась повсюду в сиде, не зная покоя, но всегда застывала в тех самых снах, в которых мне явился этот остров. В Круге же стрелка неизменно указывала на Восток – туда, где не было ничего, кроме Изумрудного моря, как я ошибочно считала. Значит, Сенджу действительно жив и он где-то здесь, на этом острове вместе со мной.

«Тогда я разыщу его, – решила я. Если не подскажет, как избавиться от Селена, то, по крайней мере, разузнаю, что это за место и можно ли отсюда выбраться. – Хотя, может, лучше сидеть и не высовываться?» – подумала я следом и засомневалась. Несомненно, Ясу, Солярис и остальные прибудут за зовом компаса – они догадаются, раз догадалась я, – но уповать на то, что это случится совсем скоро, так же наивно, как рассчитывать на помощь богов, а не на себя. В то же время Солярис всегда учил меня затихать и до последнего не подавать признаков жизни, даже когда трогают и шевелят палкой… В неметоне это сработало, но сработает ли сейчас? Волосы стали красными почти до самых кончиков, и невесть что придёт за этим. Не лучше ли дать бой, пока я не исчезла, не потеряла разум или что похуже?

Меня швыряло из отчаяния в надежду, а от смелости к трусости несколько часов подряд. К тому моменту, как я более-менее определилась с планом действий, небо за расщелиной комнаты успело потемнеть. А затем вновь рассвело… И стало темнеть опять. Не знаю, действительно ли то минули вечер и утро, или же обычная тень с пасмурными облаками заслонила солнце. Урчание в желудке и мучительная слабость, окрасившая лицо в белизну сахарной болезни, подвели под моими размышлениями черту. Даже сидя на полу, я вдруг завалилась вбок, скрученная голодом.

Едва ли умереть от обезвоживания в каменном коробе, подобно кормовой мыши, лучше, чем встретить смерть лицом к лицу. Тем более что Селен сам явится за мной рано или поздно – и не важно, для чего именно. В любом случае это вряд ли мне понравится.