Рука дающего не оскудеет. О добродетели милосердия

Солнце уже высоко стояло на небе и обильно лило свои ласковые лучи, когда кончилась литургия Преждеосвященных даров и говельщики стали расходиться. Шел домой и Аким Петров, но не так, как он обыкновенно ходил по своему селу, гордо посматривая по сторонам, сознавая свое превосходство и силу над односельчанами, но скромно потупя голову. Дома он прошел в отдельную каморку, достал с полки запыленные, забытые сказания о жизни святых и стал читать их. Читал не отрываясь до самого благовеста к исповеди, и как только раздался первый удар колокола, перекрестился и поспешно стал собираться в церковь. За ширмами уже ждал священник кающихся; первым подошел к нему Аким Петров… Долго, искренно беседовал он со своим пастырем и каялся пред ним в своем беззаконии, как никогда, ни разу в своей жизни.

Ночью, когда в доме уже все спали, Аким Петров, с усталой и разгоряченной от непривычных дум головой, вышел на воздух. От церкви неслись дребезжащие звуки сторожевого колокола; бесконечная синева небесного свода опрокинулась над селом и его дремавшими окрестностями, с высоты небесной ярко смотрели звездочки на заснувший грешный мир. Напротив трактира вросла в землю плохонькая избенка бедняка Власа, у которого на днях Аким Петров взял за долг последнюю лошаденку, а на задах прилепилась убогая хатка вдовы Акулины, вчера только умолявшей своего соседа-богача, Акима Петрова, дать хоть немножко соломки прокормить коровенку, последнюю кормилицу ее малых сирот.

– Много вас здесь шляется таких! – крикнул тот в ответ на ее жалобные просьбы.

Чем дальше и дальше смотрел Аким Петров вдоль сельских слободок, тем больше и больше вспоминал он, как одного мужика обсчитал, другого – обмерил, того – споил, этого – прижал к нужде… Кругом тихо…

«Господи! – сказал сам себе Аким Петров. – Как я бессовестен, нехорош! И стою ли я милости Твоей? Стою ли я того, чтобы Ты допустил меня завтра приобщиться Святых Таин?..»

Спустя немного времени послышался стук в окно Власовой избы.

– Кто тут? – крестясь, спросонок окликнул Влас.

– Это я, твой сосед-трактирщик… Выдь-ка на минутку.

Ветхие ворота заскрипели, и в них показался Влас. Увидя богача-соседа в смиренном, небывалом виде, державшего за повод лошадь, он в удивлении остановился.

– Прости меня, сосед, – начал Аким Петров, – за все мои обиды тебе, да вот лошадку-то свою возьми назад, владей ею на здоровье, а теперь пока прощай, счастливо оставаться.

Изумленный Влас постоял-постоял, посмотрел вслед удалившемуся трактирщику, с радостью ласково потрепал по шее своего возвращенного конягу и пошел во двор.

– Ох, Господи! Дела, дела, – говорил он, затворяя ворота. – Видно, на исповеди опомнился наш тиран-то… Вразумил его Христос, Царь Небесный.

А тиран между тем отправился ко вдове и ее тоже немало удивил своим приходом в неурочный час.

– Вот что, тетка Акулина, – заговорил Аким Петров, – ты на меня не серчай за вчерашнее-то, что покричал-то я на тебя… Корму-то ты возьми у меня, сколько тебе требуется, а брань мою забудь… А вот тебе за обиду, возьми, годится ребятишкам на баранки, – и сунул ей в руку рублевку…

В большом окне Акимовой каморки сияли бледные лучи лампадки, сам он на коленях стоял пред большим кивотом с образом и молился…

Кончив молитву, снял с гвоздя поддевку, положил ее под голову и, крестясь, лег на голую лавку. Молитва, чистосердечная исповедь и положенное начало добрых дел навеяли мир и отраду на его душу.

– Помоги мне, Господи, – шептал он, – сделать побольше добра всем тем, кого я так часто обижал… и не отвергни завтра меня, Милостивый, за мои грехи от Святых Таин…

И заснул богач на голой, жесткой лавке так сладко и спокойно, как не спал никогда на своих мягких пуховиках.

Прошло пятнадцать лет. Село Тихое нисколько не изменилось, мало изменился и дом Акима Петрова, не видно только над крыльцом расписанной зеленой вывески… Зато много перемен произошло в приходском храме: прежняя бедная, плохо выкрашенная, с погнувшимися главами церковь превратилась в белый храм, увенчанный вызолоченным, ярко сияющим на солнце крестом; около же церковной ограды, на пустой прежде площадке, приютился новенький домик с вывеской: «Приходская школа», а рядом с ним другое белокаменное здание – церковная богадельня.

Была Пасха. Из дома Акима Петрова только что вынесли иконы, и вышла толпа народа. Священник служил у него обычный пасхальный молебен, а после молебна соборовал самого хозяина.

Аким Петров лежал на смертном одре, но смерти он не боялся, на его душе было мирно, покойно: он точно исполнил обещание, данное ночью после исповеди, накануне Причастия. Он бросил торговать вином, стал добрым христианином; выбрали его церковным старостой. В течение почти пятнадцатилетней службы своей храму и приходу он украсил церковь, построил школу и богадельню, приобрел новый колокол, помогал беднякам, весь свой неправедно нажитый капитал употребил на доброе дело. Господь услышал молитву раскаявшегося грешника и помог ему сделать много добра всем, прежде им обиженным.