Рука судьбы или Этюд о предопределенности

Прошло немало времени, прежде чем профессор сумел заставить себя признать, что после всех этих дней и недель напряженных исследований зашел в тупик. Он так усердно работал, превращая обнаруженные им знаки в путеводную нить, что вела его через запутанные лабиринты и подземные ходы, и так надеялся, что последний знак, состоящий из семи иероглифов — если только он будет найден — станет сезамом, открывающим дорогу к тайной гробнице, Эльдорадо его мечтаний. Увы! Таинственный символ, вожделенный гептагон, был и вправду найден, но в самом невзрачном помещении, в простой глухой камере площадью не более десяти квадратных футов, выложенной фиванским мрамором и не отмеченной никаким другим знаком, надписью или иероглифом, кроме странного резного фрагмента в центре потолка. Вход в великую гробницу (при условии, конечно, что таковая существовала) оставался сокрыт и недоступен. В большом волнении профессор вновь ощупал каждый дюйм кладки, и его маленький верный молоток еще раз приступил к допросу пола и потолка. Все было напрасно. Я видел, как его глаза наполнились слезами, когда мы собрались уходить. Он не произнес ни слова, пока мы не подошли к нашей хижине, затем пожелал мне спокойной ночи, и я понял по его удрученному тону, что впервые в жизни он совершенно пал духом.

На следующее утро, однако, мы с новыми силами двинулись в путь, добрались до катакомб, нашли коридоры, по которым прошли накануне, и с некоторыми затруднениями вновь достигли маленькой комнаты, отмеченной единственным знаком, составленным из семи иероглифов. Снова и снова, призвав на помощь все свои способности и познания, профессор пытался вырвать у крепких стен ключ к тайному ходу и ускользающей цели, которую он надеялся — вопреки всему — все же достичь. Час проходил за часом без всякого результата; твердые гранитные глыбы отзывались жалобным эхо под металлическими ударами молотка, безжалостно отказываясь поведать свою тайну, пока наконец, усталый и измученный, бедный профессор не повалился на пол, предавшись на миг разочарованию и отчаянию. Мне не хотелось оставаться в камере и быть свидетелем его горя, и я, взяв фонарь, отправился на небольшую разведку в один из соседних коридоров. Я старался держаться главного прохода, не осмеливаясь в одиночку войти в какие-либо ответвления, так как боялся заблудиться в их запутанных лабиринтах. Не успел я углубиться в коридор, как наступил ногой на голое тело араба, отползавшего от камеры, где я оставил профессора. Очевидно, этот человек тайком подобрался к камере и слышал каждое произнесенное нами слово. Я с первого же взгляда узнал его — он принадлежал к той же шайке, из которой мы в первое утро по приезде выбрали себе проводника. Ожидая, что он бросится на меня, я быстро выхватил револьвер; но вместо нападения араб издевательски рассмеялся и, проклиная всех христиан, растворился в темноте. После этого происшествия я заторопился назад и был поражен и до крайности удивлен, услышав голоса, доносившиеся из камеры. Профессор остался там один! Я кинулся вперед, чтобы защитить его, если потребуется, однако же, к своему изумлению, обнаружил его не в окружении арабских злодеев, а в компании молодого англичанина. Профессор стоял в центре помещения, энергично пожимая обе руки столь заинтересовавшего нас молодого человека, и осыпал его искренними благодарностями.

Когда я приблизился, мой старый друг дрожащим от волнения голосом сказал, что незнакомец по собственной воле вызвался стать нашим проводником — и показать нам ту самую таинственную гробницу; ее местоположение было известно лишь ему и нескольким арабам.

— Да, — произнес незнакомец, обращаясь к профессору, — я покажу вам то, что вы ищете. Мне часто хотелось раскрыть кому-либо эту тайну, но я решил поделиться ею только с человеком, который осознает историческую и научную ценность гробницы, а не будет рассматривать ее лишь как сокровищницу, подлежащую разграблению. По этой причине я незаметно наблюдал за вашей работой. Я слышал все ваши разговоры. Сегодня я был так тронут вашим всепоглощающим разочарованием, что больше не мог удержаться и почувствовал себя обязанным сказать вам, что цель ваших усердных поисков находится совсем близко. Не благодарите меня. В иных обстоятельствах я, вероятно, использовал бы свои нынешние знания для собственной выгоды. Честь открытия, однако, бесполезна для меня на этом этапе моей несчастливой карьеры. Но поторопимся, нам некогда тратить время на слова — нас не должны видеть вместе, особенно здесь, иначе нам грозит опасность. Встретимся вечером у входа в эту гробницу, и я с радостью открою вам все.

ГЛАВА IV