‑ Говорю же, погоди! Когда ты меня умыл, я сел и стал думать. Понял: слишком много нагара, пора продувать дюзы. Куда меня повело? Вроде, не ты меня, а я тебя за руки должен хватать. Понимаешь: подумал ‑ и сам удивился. Когда узнал, что ребят убили... я ведь с ними не раз летал... крепче родства... Когда думал, что Лийо нет... когда нас гоняли, как... нет, ты пойми: будто так и должно быть. А теперь не могу. Ведь мы ни в чем не виноваты, черт побери! За что нас так? Почему нас можно убивать, Хэл? Почему можно, чтобы были и Ктен и Намрон? Почему нужен или не нужен контакт решают не ученые, а чинуши?

‑ Ого, сколько "почему"!

‑ Детские вопросы, да? Иногда полезно задавать такие вопросы. Почему, едва я родился, моя жизнь была определена? Не умом, не характером ‑ тем, кем я родился. Почему каждый из нас должен быть подследственным и поднадзорным в собственном мире?

‑ Ты гляди, заметил!

‑ Не надо, Хэл! Просто подумал: а зачем мне куда‑то лететь? Помощи просить не хочу, врать не умею, хвастать нечем. Оно конечно, поглядеть бы... знаешь, для нашего брата, космача, такой полет... Но ведь ты же не полетишь?

‑ Конечно, нет. У меня свой мир есть, буду я по чужим таскаться!

‑ Думаю: был бы Никол один... но с ним ведь Лийо, он‑то может лететь ‑ нигде нас не осрамит.

‑ Ох, торопишься, Майх!

‑ Да нет, не очень. ‑ Поглядел на Хэлана и засмеялся: ‑ Что, не хочешь в долю брать?

‑ Доля больно незавидная.

‑ Какая выйдет. Это ведь и мой мир, Хэл! Почему это ты можешь за него драться, а я нет?

‑ Характер драчливый.

‑ Иди ты со своим характером! ‑ весело сказал Майх. ‑ Куда ты без меня денешься?

‑ Никуда, ‑ ответил Хэлан покорно. ‑ Вместе и пропадем. Ты‑то себе хоть эту задачку представляешь?

‑ Лишь бы ты ее себе представлял. Прокладывай курс, а я тебя мигом доставлю. Хоть на Ктен, хоть на Авлар...

‑ Хоть на тот свет. Нашел себе капитана! Первая голова...

‑ Ну, головы у нас будут. Целый Ктен. И люди будут.

‑ Целый Авлар?

‑ Ну, целый ‑ не целый... Хватит меня запугивать, Хэл. Это мое право, никому его не уступлю.

‑ Спасибо, Майх, ‑ тихо сказал Хэлан.

Они стояли и глядели друг на друга, и, глядя в эти спокойные, твердые глаза, он вдруг поверил ‑ впервые ‑ что из этого все‑таки что‑нибудь выйдет.

...Прилетели они без оркестра и улетали по‑тихому. Все сделали, прибрали на станции, обработали бумаги консервантом и вышли налегке в блистательно‑мертвый мир.

В последний раз сквозь колкие ледяные острия, сквозь текучий проблеск рыжих радуг, в последний раз по прозрачно‑янтарной тропе, в последний раз под невидящим взглядом Фаранела.

"В последний раз, ‑ высвистывает птичка в шлеме. ‑ В последний раз, в последний раз, в последний раз". Веселенькая песня! Второй сезон, как все в последний раз.

‑ Майх! ‑ просто, чтобы перебить надоедливый голосок, и без него тошно. ‑ А может, не будет перехватчиков?

‑ Вряд ли. Захват бота на Тенаре, самостарт автомата на Ктене, корабли на Намроне. Цепочка ясная. Ничего Хэл, проскочим.

"Может и проскочим, ‑ подумал он, ‑ не привыкать. А не лежит душа переть на тот корабль. Повернуть бы ‑ и за дело!"

Он усмехнулся: опять хитришь! Трусишь, брат. Не так страшны перехватчики и патрули ‑ сам корабль. Это ведь слова: "чужой, чужое", говорить‑то легко, а вот увидеть да почувствовать, как это: чужое, по правде чужое, не из нашего мира. Тгилом надо быть, чтоб не обделаться. И не свернуть.

"Точка опоры"? Да, Кел, опять вы правы, черт вас побери, надоели вы мне со своей правотой! Ни черта у меня нет, кроме этого. Одно‑единственное: через 20, ну, 30 лет они прилетят, и надо суметь их встретить. Что, не убеждает?

‑ Нет, ‑ сказал он себе, ‑ ни капельки.

‑ А это потому, что ты корабль не видел. Вот посмотришь, убедишься, что они на сто лет впереди, в сто раз сильней, улику какую‑то прихватишь...

‑ Ага! Ты это своей бабушке расскажи!

‑ Ну и пошел ты, ‑ сказал он себе. ‑ Нашел, когда сомневаться! Зубы стисни ‑ и вперед!

...Он остановился, потому что остановился Майх. У самого корабля стояли они, и корабль был единственным тусклым пятном в сияньи равнины. Темен и грязен был их корабль, плод темной и грязной цивилизации, памятник грязных людских дел в чистоте безлюдного мира.

Тлели стартовые огни, притулился к одной из опор подъемник, и брезгливо стекал по обшивке обманчиво‑теплый свет. Вот и все. Перевернем страницу.

‑ Ну, Майх! О чем задумался?

‑ О свободе, ‑ ответил Майх и смущенно поглядел на него. ‑ Вдруг почувствовал: свободен! И не по себе.

‑ Занятно! Какая же свобода, если все решено?

‑ Понимаешь, до сих пор... это был побег. Нас гонят ‑ мы убегаем. А теперь... Раз мы сами выбираем судьбу, значит, свободны?

‑ Выходит, что так.

И Майх, коротко, торжествующе улыбнувшись, шагнул к подъемнику. К свободе.

Рукопись Бэрсара

КНИГА ПЕРВАЯ

1. БЕГЛЕЦ