Рукопись Бэрсара

Это жалкое существо, безмозглый комочек плоти неожиданно оказался сильнее всех иллюзий. До сих пор я думал , что принадлежу этому миру – а теперь я ему принадлежу. До сих пор я думал , что завтра за него отвечаю – а теперь я за него отвечаю. Все, что я сделаю в этом мире, падёт на моё дитя. И всё, что я не сумею сделать, тоже падёт на него. Раньше я не был в ответе ни перед кем. Только перед собой, своей совестью и своей любовью. Слова! Очень легко перехитрить свою совесть и обмануть любовь, но это маленькое существо не обманешь, жизнью своей он ответит за всё, что я натворю…

Я придержал коня, потому что увидел Эргиса. Он стоял поперёк тропы, загораживая путь, и это значит, что кончился наш лес, и начались чужие леса – земли чужих племён и тропы олоров – и надо ждать провожатых, которых пошлёт нам лес. Раньше я был чужой, мне хватало оружия и охраны, теперь мы уже свои, и чтим законы лесов. «Забавно, – подумал я, – с охраною или без я мчался по этим лесам мимо десятков глаз и думал, что я – невидимка, тень, и путь мой не ведом никому». Но – слава Эргису! – я поумнел и чту законы лесов. А вот и проводник: угрюмая тень в лохматом меху. Он молча коснулся груди и пошёл по тропе, и наши кони пошли за ним, почти не замедлив ход.

И можно думать о том, о чём надо подумать в пути, но опять я думаю о другом. О караванах, которые скоро выйдут из Каса. Пять караванов готовы к отправке в Тардан; отборные меха и стекло; Эслан был прав, называя меня купцом, мне надо и я буду торговать. «Деньги, – подумал я, и если я не вернусь, сумеют ли Сибл и Асаг сохранить Малый Квайр?»

И та же тревога, моя неподъёмная ноша, клочок неожиданной тверди под ногами – мой Малый Квайр.

Всего лишь предместье крохотного Каса, несколько улочек простых бревенчатых изб, где живут много женщин, детей и стариков, и совсем немного мужчин, но чем он стал для меня!

Можно и должно любить свой народ и отвечать за него, и, конечно, ты знаешь, что «народ» – это значит только «все люди», но слово очень легко заслоняет людей, есть нечто абстрактное в слове «народ», и ты считаешь его абстракцией, и можно уверить себя, что ты знаешь лучше, чем сам народ, чего желает народ, и знаешь лучше, чем сам народ, что нужно народу, и можно убрать народ за скобки, рассчитывая его и свою судьбу. Но если народ твой – четыреста человек, и ты почти всех знаешь в лицо, а они все знают тебя, и ты отвечаешь перед каждым из них…

Нет, Малый Квайр не заменил мне большого – скорее, уравновесил его. Большой Квайр – это боль почти без надежды, Малый – это надежда почти без боли. Большому я не сумею дать ничего. Может быть, я помогу ему уцелеть, но он не станет счастливей и уцелев, потому что я уже вижу, куда он идёт.

Малый Квайр заберёт у меня все. Он, как губка, впитывает меня: время, силы, даже немного знаний; понемногу он втягивает в себя Кас – беглецов, осевших здесь после бунтов и войн, храбрецов, беспокойных, искателей новизны.

Мои люди скоро уйдут в леса, но в моих мастерских не убудет рабочих рук, и мои караваны поведут лихие купцы, которые объегорят самого сатану, и в моей маленькой школе на два десятка ребят останутся трое учителей – и все это будет жить… если буду жив я.

Тот самый вопрос, который не задал Сибл: смею ли я рисковать Малым Квайром, навсегда потеряв большой?

– Должен, – сказал я себе. – Если Кеват, слопав Квайр и Лагар, в надлежащее время проглотит Бассот, история вытрет из памяти город Кас, и я впервые узнаю о нем, когда совершу бесполезный побег.

Провожатый оставил нас. Растворился среди стволов, и Эргис подождал меня.

– Слышь, Тилар, Тан говорит, засады в приграничье. Отрезов пять, говорит. Ежели обходить…

– А если не обходить?

Он с усмешкой поглядел на меня.

– Коль нет, так своротить пора.

– Пора, – согласился я.

– В Биссал?

– Можно и в Биссал.

– А можно и в Согор?

– Да нет, – сказал я. – Нельзя.

Звериные тропы, зелёный подводный свет, и яркое небо в разрывах крон. Движение. Мы движемся в Квайр. Мы вовсе не возвращаемся в Квайр, мы только соприкасаемся с ним. «Земля отцов, – подумал я. – Высокопарный бред – но правда». Моя земля, земля отцов, пятнадцать поколений нас упрятано в неё, оказывается, это существует, – зов крови… или зов земли? Она звала меня, такая же, покрытая такими же лесами – и всё‑таки особая. М оя

.

Мы едем в Квайр. Всего лишь две недели на все про все: шесть дней пути, семь дней работы, день в запасе. А после все размечено до точки, и обязан сделать то, что только я сумею сделать. Забавный парадокс: я возвращаюсь в Квайр врагом, чтобы его спасти. Я должен уцелеть, перехитрить, переиграть своих врагов‑друзей, чтобы быть полезным Квайру.

А Эргис молчит. Едет передо мной и молчит. Мне не хочется думать о них – о врагах‑друзьях и друзьях‑врагах, потому что есть на свете один, который мне просто друг.

– Эргис, – спрашиваю я, – как это случилось, что ты мне поверил? Увидел в первый раз – и поверил.

– А страху в тебе не было.

Он не удивляется моим вопросам. Привык.

– Был.