Рукопись Бэрсара

‑ Очень, ‑ говорю, ‑ вовремя! Стало быть, все испохабили и за помощью пришли? Не слишком ли рано?

‑ Сейчас не время обижаться, ‑ говорит. ‑ Правы мы или нет, но речь идет о большем, чем все обиды и недоразумения. Это судьба твоей цивилизации, да и моей в какой‑то мере тоже, ведь от того, как мы поступим сейчас, будет зависеть наше последующее отношение к себе и миру.

‑ Да при чем тут обиды! Неужто тебе в голову не пришло, что люди ‑ не камни какие‑то, что голой логикой тут ничего не возьмешь? Как же это вы, не спросясь дороги, в путь двинулись?

Молчит. Чую, что не понимает, а спорить не хочет, догадывается, что виноват.

‑ Ладно, говорю, ‑ рассказывай. Как дело‑то было?

‑ Сначала, ‑ отвечает, ‑ было проведено обследование с помощью дистанционно управляемых автоматов. Во многих местах взяты пробы воды и почвы для проверки на концентрацию токсичных веществ. Подтвердилось, что их содержание значительно превышает допустимые санитарные нормы.

‑ Та‑ак, ‑ говорю, ‑ все по правилам. Какие они хоть на вид, автоматы‑то ваши?

Он полез в сумку и достает кассету с кристаллами. Выщелкнул один, подает. Я по‑быстрому наладил свою машинку, кристаллик заправил, включил. Оно в записи для меня без цвету выходит, но местечко я признал: Кривой овраг, что к Ленивому ручью переламывает. Там как раз у Беспалого Рота огородик. И вот по самому по огороду лазит такая штука, ну, вроде гриб на шести ногах, где‑то этак в полроста человеческого. Картинка вертится: то земля мигнет, то небо, то деревья, а то вдруг человеческая фигура. Как‑то боком она, а видно, что улепетывает.

Ну, выдернул я голову, гляжу на Наставника и сам не знаю, плакать, смеяться ли.

‑ Ясно, ‑ говорю. ‑ Давай дальше!

‑ После проверки результатов анализа было решено перейти к решающей стадии эксперимента: к непосредственному Контакту.

‑ И вот так сразу ‑ просто в деревню поперлись? Прямо средь бела дня?

‑ Нет, отвечает, ‑ чтобы избежать излишнего облучения, было решено использовать ночное время.

‑ А ты что, не знал, что мы ночью спим?

‑ Я не думал, что это имеет значение. Ты легко переносил нарушение режима.

‑ Да, ‑ говорю со смешком, ‑ это вы им режим порушили! Эдак‑то черной ночью целая куча нечисти... вот уж разбудили, так разбудили! Ладно, давай свои записи, полюбуюсь.

‑ По‑твоему, дело в том, что мы пришли в поселение ночью?

‑ Да нет, ‑ отвечаю. ‑ Днем‑то вы еще страшней.

Подстроился, и опять перед глазами замелькало. Камни, трава, выбоины черные. Ствол какой‑то мигнул, кривой, ободранный, вроде чем‑то даже памятный. Мигнул и пропал, и опять земля, камни, кустики чахлые. Низко сняты, видать, прямо с чьих‑то рецепторов писали. Глазу непривычно, а места помалу узнаю. Это они с Низкой стороны заходят, где Бассов двор. Ну да, вот сейчас в Гнилую лощину слезут, а там уж до огорожи рукой подать. Ну вот, болотина замелькала, кочки пузатые, ямы с черной водой. Это тут‑то черная, а на деле рыжая, вонючая. А вот и жерди обозначились. Совсем у Басса ограда худая, видать, как был лежебока, так и остался.

Что‑то знакомое мне в манере записи почуялось. Вот такое, характерное: сперва панорама, а потом тем же путем ‑ вразбивочку.

‑ Ты писал? ‑ спрашиваю. ‑ Сам, выходит, надумал прогуляться?

‑ Я ведь немного знаю твой язык, Ули, ‑ отвечает.

Ну, не проломишься сквозь их логику! Будто удивишь этим наших‑то, будто они знают, что какой‑то другой язык есть!

А огорожа рядом, какая ни жиденькая... Меня аж морозом присыпало. Я‑то к Наставнику как к себе привык, а тут будто со стороны глянул: какие ж они страшные! Да еще из болота... ограду сейчас повалят... ох, повалят! Будто нарочно сказок наслушались про нечисть, что дверей не разумеет!

А скот‑то, небось, уже по всей деревне ревет! Пугливый он у нас, запаху чужого не выносит. Да и уши давит, люди еще не чуют, а авры уже перепугались. И тут, как ждал я, тихонько так, мягко повалились жерди, и вошли они прямиком на грязный поганый Бассов двор.

Доглядел я, стиснув зубы, как люди улепетывают, как бабы детей хватают да тащат, как авры взбесившиеся плетеную стенку вывернули и тоже прочь понеслись, а дальше мне и глядеть не хотелось.

‑ Что, ‑ спрашиваю, ‑ закидали вас камнями у Верхнего перевала?

‑ Да, ‑ говорит удивленно так.

‑ Еще и огонь развели поперек улицы, копья зажженные швыряли?

‑ Откуда тебе это известно? ‑ спрашивает. ‑ Я ведь этого не записывал!

‑ Так я б тебе все загодя рассказал!

Стоит он перед мной такой разбитый, несчастный, слов найти не может. Ровно счет для него перевернулся.

‑ Но ведь если ты знал, ‑ говорит, ‑ Ули, если ты знал, почему же ты меня не предупредил? Если все бесполезно...

‑ Бесполезно? Эх вы, ‑ говорю, ‑ мудрецы! Как же я мог знать, что вы вперед хлеба за мед приметесь? Что меня из дела выкинете? Да на что он вам так спешно этот Контакт дался? С животных начать не могли! У зверья, поди, те же беды!

‑ Как ты не понимаешь, Ули, ‑ говорит, ‑ это единственная наша возможность. Чем быстрее мы это сделаем... Слишком много возражений, понимаешь? И эти возражения выглядят достаточно убедительно... для большинства.

‑ Да ну! И что ж они говорят?